Нуббол и аз-Захра: нерасказанная история блокады

Жители сирийских деревень, сохранивших лояльность режиму Башара аль-Асада, заплатили за это высокую цену.

Это – нерассказанная история о блокаде двух маленьких шиитских поселений, которая длилась три с половиной года. И хотя их освобождение силами сирийской армии – совместно с КСИР и шиитскими ополчениями – на несколько часов стало топовой новостью три недели назад, мир в целом не уделил особого внимания страданиям этих людей, тысяче жертв, по меньше мере, половина из которой – мирные жители, и ста детям, погибшим под артиллерийским огнем и от голода.

Ибо жители этих селений остались верны сирийскому режиму и дорого расплатились за это – и это было недостойно внимания мирового сообщества, которое сильно обеспокоено судьбой тех мирных жителей, которые где бы то ни было пострадали от осады правительственными силами.

Села Нуббол и аз-Захра находятся в 18 минутах езды к северо-востоку от Алеппо (Халеба), но во время войны линии фронтов на севере Сирии так сильно изрезали ландшафт, что для того, чтобы не столкнуться с боевиками Джабхат ан-Нусра* и ИГИЛ*, нужно искать объездные пути через поля, по разбитым дорогам в сельской местности, через деревни, лежащие в руинах.

На поврежденных в ходе боев мечетях двух освобожденных селений теперь висят государственные сирийские и иранские флаги. Это служит живым и мощным символом альянса сил, положивших конец многолетним страданиям жителей этих сел. Среди них – по меньше мере, 100 суннитских мусульманских семей, в состав которых входит, в общей сложности, около 500 членов. Эти сунниты в 2012 году предпочли отступить и найти убежище среди сельского шиитского населения, нежели жить под правлением такфиристов.

Офицер полиции Ракан Ванус тщательно фиксировал все то, что касалось блокады сел Нуббол и Захра и смертей их жителей. Естественно, у него с этим связаны горькие воспоминания – особенно о том, как ему названивали боевики ан-Нусры, которые, собственно, и держали села в блокаде. Ванус также официально курировал множество других городов, взятых Нусрой. Да, сказал он потухшим голосом, звонки поступали из соседней суннитской деревни Майер. «Однажды, заявили они, мы придем и перережем вас – и тебе тоже отрежем голову. На что я ответил – что ж, говорю, подождем, когда вы к нам придете, и посмотрим, что будет. В другой раз они грозились атаковать нас при помощи химического оружия».

Ванус рассказывал это с необычайной грустью в голосе. Я спросил его о том, знал ли он лично кого-либо из тех людей, кто названивал ему? «Да», — ответил он, — «один из тех, кто мне угрожал, служил у меня в полиции. Это были полицейские, ранее находившиеся у меня в подчинении – и, естественно, они знали мой номер мобильного. Некоторые из звонящих были сыновьями моих друзей». Из пятнадцати человек, находившихся в подчинении у Вануса, лишь пятеро остались верны ему – десять остальных оказались перебежчиками и вступили в Джабхат ан-Нусра*.

С самого начала села Нуббол и аз-Захра защищали члены ее собственного ополчения, лояльных режиму – примерно 5 000 человек, вооруженных винтовками, противотанковыми реактивными ружьями и несколькими минометами. До 25 тысяч из числа автохтонного 100-тысячного мирного населения спаслись бегством, перебравшись в Турцию в первые дни сражений. Остальные мирные жители были блокированы в своих домах и в узеньких улочках. «Спустя год мы впали уже в полное отчаяние», — рассказал Али Балви, один из представителей местной администрации, — «мы уже и не надеялись, что эта блокада закончится. Множество мирных жителей умерли от того, что некому и нечем было лечить их ранения. У нас очень быстро закончились запасы бензина. Нам обрубили электричество».

Единственным связующим звеном с внешним миром была мобильная связь, которая функционировала, невзирая на блокаду. Благодаря ей мирные граждане и военные, блокированные в двух этих селах, могли контактировать со своими родными и друзьями в Алеппо (Халебе). Мухаммад Нассиф, 61-летний гражданский служащий, вспоминал, как он в отчаянии звонил в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке, прося содействия и поставок гуманитарной помощи. «Я поговорил с человеком – он был адвокатом, палестинцем по происхождению – работающим в офисе ООН, и спросил его, может ли ООН помочь нам снять блокаду. И я просил гуманитарной помощи. Но они ничего не сделали. Я не получил от них никакого ответа [1]».

Когда осада началась, по словам Вануса, сирийское правительство поставляло жителям селений Нуббол и Захра продукты, хлеб, муку и лекарства. С вертолетов также сбрасывали боеприпасы. В течение первого года каждый день разворачивалось по три или четыре боя. «Затем 30 июня 2013 года, на рассвете, где-то в пять утра, к нам прилетел вертолет, на котором из Алеппо (Халеба) возвращались некоторые жители и также летели семеро учителей, чтобы принять экзамены в наших школах», — рассказал Ванус, — «и кто-то из селения Майер запустил ракету в этот вертолет. Пилоту удалось увернуться от села, и вертолет разбился, врезавшись в холмы в его окрестностях. Прогремел страшный взрыв. На борту было 17 человек, включая пилотов и экипаж. Всепогибли. Теларазорвалонакуски, ионисгорели. Это был последний вертолет, который побывал у нас».Останки вертолета до сих пор лежат на тех холмах.

Но к северу от Нуббол и Захра располагаются деревни сирийских курдов, и курдские ополченцы попытались отбить и открыть дорогу, ведущую к блокированным шиитам – однако Нусра не дала им это сделать. И курды стали тайно поставлять еду своим сирийским соотечественникам ночью. Есть разные версии того, что происходило дальше. Некоторые жители блокированных деревень стали так взвинчивать цены на еду, что бедные люди не могли позволить себе покупать ее. По данным властей, по меньшей мере, 50 человек тогда умерли от голода. Фатима Абдуллах Юнис описывала, как она не могла найти лекарство для своей больной матери – или для двух раненых двоюродных братьев, которые в итоге умерли от этих ранений. «Помощь Господа была с нами, и мы проявили терпение», — сказала она, — «но мы так много страдали и заплатили высокую цену за кровь наших мучеников». Во время блокады до Фатимы Юнис дошли вести о том, что ее племянник, Мухаммад Абдуллах, был убит в Алеппо (Халебе). Она и ее муж в этой войне потеряли в совокупности 38 членов двух их семей.

Но война за Нуббол и аз-Захра далека от завершения. Я проехался вдоль трассы из Башкой, по которой сирийские и иранские силы добрались до этих селений, и увидел, что все дома, мечети и фермы разрушены, поля перебуровлены, оливковые деревья – выкорчеваны. Огромные танки российского производства и перевозящие зенитные установки грузовики с надписями «Кербела» на кузовах, за рулем которых сидят шиитские ополченцы, перекрыли некоторые дороги. К востоку от одного из проездов в облаках появляется сирийский военный вертолет, который сбрасывает бомбу на позиции Нусры, расположенную в миле отсюда. Раздается мощный взрыв, кверху поднимаются столпы бурого дыма. Крепостные валы из темной сырой земли воздвигнуты там и тут вдоль многих дорог, ибо снайперы из Нусры* и ИГИЛ* все еще палят по солдатам и мирным жителям, едущим из Алеппо (Халеба). 

Не чувствуется никакой враждебности по отношению к иранцам, чья военная форма несколько светлее, чем камуфляж сирийцев, и чьи вооружения и снайперские винтовки, похоже, во многих случаях новее и лучше, чем старые Калашниковы, которые держат в руках сирийские военные. Если вы поговорите с семьями из Нуббол и аз-Захра, вы поймете, почему так. Многие из них ездят в зияраты (паломничество) в иранские города, а несколько женщин, включая Фатиму Юнис, послали своих дочерей на учебу в Тегеранский университет. Одна из ее дочерей – как и другие молодые женщины из этих деревень – замужем за иранцем. «Однаизмоихдочерейизучалаанглийскуюлитературу, другая –арабскую. Мой иранский зять – врач», — сказала Юнис. И, конечно же, когда иранцы прибыли на помощь сирийцам, их приветствовали, воспринимая не как чужаков, а как своих. 

«Иностранные силы пришли нам на помощь, ибо они ощутили наши страдания», — объяснила Фатима Юнис, — «мы ценим их жертвы и мучеников. Мы горды ими и благодарны им. Но мы сирийцы, мы верны своей стране. Мы знали, что Бог поможет нам». Однако что же говорят их суннитские соседи? Одна женщина, держащая внука на руках, заявила, что будет «очень сложно» простить их, но ее более молодая подруга оказалась более великодушной. «Мы не ждали-не гадали, что у нас возникнут такие проблемы в будущем. Но мы обыкновенные люди, мы можем простить всех».

В освобожденных шиитских деревнях нет знаков присутствия бойцов Хизбаллы, хотя все говорят, что они сражались за эти населенные пункты плечом к плечу с сирийцами и иранцами. Но на стенах неизменно присутствовали большие плакаты с изображением Владимира Путина, Башара аль-Асада и лидера ливанской Хизбаллы сейида Хасана Наср-Аллаха. Редко когда раньше наблюдалось такое единство между русскими православными, алавитами и мусульманами-шиитами. 

Люди, сражавшиеся за Нуббол и Захра — они использовали противотанковые гранатометы СПГ-9 для стрельбы по Нусре – поначалу называли себя Национальными силами обороны, однако потом сократили это наименование до Национальной Обороны. Остается непонятным, созданы ли эти силы на основе проправительственных ополчений – хотя едва ли они существовали в начале войны. Полицейский офицер Ракан Ванус – алавит, представитель направления, к которому принадлежит сам Асад. Похоже, он был единственный алавитом, встреченным мною в этом районе Сирии.

Роберт Фиск

The Independent

Electronic Resistance 

25.02.2016

* Группировки, помеченные звездочкой, в России запрещены.