За что Израиль убил моего сына?

Я пишу эти строки из больничной палаты. После 10 дней пребывания здесь у меня появилось хоть немного энергии, чтобы взять телефон и что-то набирать пальцами.

Я пишу это, пребывая в скорби.

Утром во вторник, 24 октября, я проснулся в доме своей семьи в Рафахе, городке на юге Газы.

В моем доме – было – три этажа.

Мой отец, его жена, мои женатые братья и замужние сестры – все они живут там. Мои дети пришли в гости к дедушке, чтобы поиграть со своими двоюродными братьями и сестрами.

Я сидел со своими детьми, и завязался наш привычный разговор времен геноцида.

Где мы достанем хлеб и воду на сегодня? Где можно найти солнечную панель питания, чтобы зарядить наши телефоны? Иногда нам удавалось зарядить телефоны в соседней школе.

Мы сидели в гостиной, и я разговаривал с моим старшим сыном Абдуллой. Он только что вернулся из магазина на углу и принес несколько бисквитов.

Абдулла – я называл его Аббуд – любил делиться тем, что он купил, если у него спрашивали разрешение.

Я сказал ему: «В следующий раз, хабиби, я куплю тебе все, что ты хочешь».

Аббуд купил бисквиты вместо хлеба. Хлеба не было.

Здесь нет ни электричества, ни топлива. Израиль отрезал Газу от любого продовольствия, топлива и электричества. Мы вынуждены были искать заменители всего этого, и мы сказали, что они могут купить бисквиты вместо хлеба, чтобы утолить свой голод.

Аббуд, еще один мой сын – Хаммуд, и моя дочь Батуль были вместе со мной. Моего четвертого сына, Абдуррахмана, на тот момент в доме не было.

Аббуд сказал мне, что он пошел за телефоном, который заряжался в соседней школе. Они с двоюродным братом ходили туда по очереди. Была очередь Аббуда.

Это был мой последний разговор с сыном.

После

Я не услышал звук. Я не помню, что произошло.

Должно быть, я был без сознания, но я не могу припомнить, как долго. Может, это длилось всего пять минут.

Когда я открыл глаза, я ощутил головокружение, которое я даже не могу описать. Повсюду была пыль и обломки.

Я понял, что дом разбомбили, но я ничего не слышал. Мой слух пропал.

Я посмотрел вокруг и увидел, что Хаммуд и Батуль буквально прилипли ко мне, крича и показывая на Аббуда. Я оглянулся и увидел, что Аббуд лежит прямо передо мной.

Я посмотрел в другую сторону и увидел тело женщины, а рядом – тело еще одной женщины.

Обе мои тети, одна из их дочерей и моя мачеха лежали рядом.

Моя старшая тетя остановилась у нас. Ее сын и трое ее внуков погибли буквально за день до этого, и мой папа привез ее к нам, чтобы мы позаботились о ней.

Другая моя тетя тоже решила прийти, чтобы выразить своей сестре соболезнования. Остальные члены семьи находились в восточной части дома.

Было ясно, что ракета угодила в ту часть дома, где были я и мои дети.

Я осмотрелся и увидел, что мой отец пытается удержать детей.

Я увидел, что наш дом разрушен. Мы были на его руинах.

Я увидел, что сюда сбегаются люди. И я стал кричать им, хотя я не слышал собственного голоса: «Быстрее, тут дети и женщины лежат на полу!»

Меня доставили в больницу. Мой сосед поставил меня там на ноги.

Он почувствовал, что мое ранение относительно нетяжелое по сравнению с ранами других, а спасатели работали в экстремальных условиях. Идя, я непрестанно говорил людям, чтобы они спасали детей.

Вид Аббуда не выходил у меня из головы.

В клинике мне оказали первую помощь. Затем меня посадили в машину скорой помощи и повезли в больницу Рафаха.

Оттуда меня перевезли в больницу «Ан-Насер» в Хан-Юнисе.

Мой брат был со мной. Он сообщил мне новости: обе мои тети погибли. Погибла и дочь моей, и моя мачеха.

Хаммуд, Батуль и трое моих сестер были ранены, а через неделю я узнал, что наш сосед тоже погиб от шрапнели. Аббуд и мой 10-летний племянник Джуд были в критическом состоянии.

Проведя один день в реанимации, Аббуд умер. Джуд умер на следующий день.

Мои раны, как и ранения других моих детей, были квалифицированы как ожоги второй степени. Люди, приходившие ко мне, говорили мне, что я счастливчик, и что я непременно поправлюсь.

За все хвала Аллаху.

Мой друг

Все мои мысли занимал Аббуд, мой сладкий сыночек, который был ближе ко мне, чем кто-либо еще, равно как и я к нему.

Я знаю, сколько невинности, любви, доброты и великодушия было в его сердце, и как его душа была полна любопытства и жажды приключений, открытий и инноваций. Множество раз он приходил ко мне, взбудораженный своим собственным изобретением, и показывал, как это работает.

Его острые и умные вопросы иногда побуждали меня остановиться и задуматься: часто подобное даже не приходило мне в голову.

У Аббуда был огромный потенциал, который он теперь не сможет воплотить. У нас с ним была особая духовная связь.

Одни его глаза могли рассказать мне все. А он без слов понимал, что я чувствую.

Он был моим другом. А я его.

В последние дни перед этим преступлением он сохранил примерно 20 $ из своих карманных денег. Он принес их и сказал мне: «Баба (папа), возьми это, потому что тебе это нужно».

«Спасибо, хабиби. Мне это не нужно, у меня достаточно денег, хвала Аллаху».

Он настоял.

Я не могу написать об Аббуде только лишь несколько торопливых слов. Мне нужна долгая пауза, чтобы осознать, что произошло.

За что Израиль убил Аббуда?

За то же, за что он убил тысячи других детей и тысячи других невинных мужчин и женщин.

Израиль и его колониальное правительство не видит в нас людей. Не видит нашей страсти, нашей любви.

Движимые доктриной геноцида и расового превосходства, они даже не видит, в каких условиях мы существуем.

Атака на мой дом – это крайне красноречивый пример. Они называют это войной с ХАМАС, и это поддерживают колониальные режимы всего мира.

Но где война с ХАМАС во всех этих зловещих преступлениях, которые Израиль совершает каждый день?

Разбомбив мой дом, они убили четверых женщин и двоих детей. Так вот каковы цели Израиля?

Большинство из тех, кого Израиль убивает вплоть до сегодняшнего дня – это женщины и дети.

Моего Аббуда убила не просто американская ракета, запущенная израильским пилотом. Моего сына убил режим, сама суть которого зиждется на изгнании палестинцев и их геноциде.

Пока этот преступный режим не падет, еще будут тысячи и тысячи жертв, которых мы будем оплакивать.

Эта несправедливость закончится только тогда, когда расистский и колониальный Израиль падет.

А тебе, мой любимый Аббуд, я скажу: ты никогда не покинешь мое сердце и мою душу, ни на секунду.

Ты навсегда останешься для меня источником вдохновения. Из тебя я черпаю любовь и силу.

Ахмед Абу Артема

The Electronic Intifada