Трупы стали для Газы обыденностью

Уже почти полгода против Газы ведется война.

Я по-прежнему нахожусь на севере Газы, в пригороде города Газы Ар-Римале. Я не знаю, как это я до сих пор жив и как сохранил остатки адекватности, особенно наблюдая все это непростительное кровопролитие, которое Израиль учинил в Газе.

Нас просто не считают за людей.

Каждое утро я просыпаюсь, испытывая голод и бурление в животе. Это каждодневное напоминание, что я все еще жив, и что начался новый день борьбы за выживание.

После 7 октября ничто не осталось прежним. Большую часть Ар-Рималя Израиль превратил в руины еще в ранние месяцы войны против Газы, но моя семья осталась дома.

Будничные вещи – электричество, еда, вода – стали роскошью. Нет ночи, чтобы я лег и не услышал звук военных самолетов, кружащих над нами.

Каждый день я километр тащу 500-литровую бочку, наполняю ее водой и волочу ее домой.

Вода не отфильтрована и загрязнена. Но мы же должны что-то пить.

Ту же самую воду мы используем и для того, чтобы мыться, и чтобы смывать за собой в туалете.

Нечистоты сливаются из труб рядом с нашим домом. Их запах отвратителен, но вынужден признать, что я привык к нему.

Я благословляю каждый день, в который я остался жив, а над моей головой сохранилась крыша. Прямо напротив нашего дома находится школа, где обрели кров люди, лишившиеся своих домов.

Во время семидневного перемирия в конце ноября я подумал: «Это лишь маленькая передышка».

В первый день перемирия я прошелся по нашему городку, чтобы посмотреть, что от него осталось. Перед моим взором предстали разрушенные дома и развороченные машины.

Я не осознавал, что я увижу так много мертвых тел.

Трупы, лежащие у всех на виду, стали обыденностью. Иногда они накрыты грязными простынями, а иногда лежат просто так и разлагаются.

Я лишился дара речи. Когда я увидел столько убитых людей и их выставленные напоказ гниющие тела, в тот момент жизнь потеряла для меня всякий смысл.

Для меня больше ничто не имело значения.

Меня даже не опечалил вид уничтоженных зданий – моего университета, домов моих друзей. Я не думал, что увижу такой ужас после заключения перемирия.

Ничто не осталось прежним

Израиль убивает людей, стоящих в очередях за мукой и консервами.

В конце моей улицы есть рынок. Чтобы добраться туда, можно идти двумя разными дорогами.

На первой дороге – той улице, где я живу – остались гигантские зияющие дыры от израильских бомб. По ней идти невозможно.

Вторая дорога раньше была широкой и пустой. Но в феврале Израиль разбомбил десятиэтажку, и груды оставшихся от нее обломков перекрыли дорогу.

Считается, что 40 человек до сих пор находятся под ее руинами.

Мы пытались найти обходной путь через открытые парковки. Но и здесь возникли проблемы.

Открытые парковки больше не пустуют. Они усеяны могилами мучеников.

Но другого пути к почти пустому рынку нет. Мы аккуратно обходим могилы.

Вот уже больше 4 месяцев я не видел мяса, фруктов и овощей. Я забыл вкус хлеба.

Сейчас мы делаем некое подобие «хлеба» из корма для животных.

Получать гуманитарную помощь смертельно опасно

Фуры с гуманитарной помощью – мукой и другими товарами – прибывают в Газу каждый день, чтобы спасти нас от голода. Но ее не хватает для тысяч из нас, находящихся в северной части Газы.

Мы боимся даже приближаться к фурам, зная, что Израиль может открыть по нам огонь.

Мой дядя Хани однажды отправился к этим фурам, чтобы принести нам еды. Он был убит солдатами оккупационной армии, когда пытался достать из фуры муку.

Он так и пролежал на земле мертвый несколько часов, пока мы смогли забрать его тело.

Мой дядя был мне как отец. Мы похоронили его рядом с дедушкой.

В ту ночь я много плакал. У меня закружилась голова, в ногах появилась слабость. Я не ел 48 часов.

Я так и не смог добыть хоть что-то из того малого запаса еды, которая была в наличии.

Обессиленный и беспомощный, я сел на землю.

Ахмад Сбейх

The Electronic Intifada