Отчаяние в глазах отца и спасение девочки: свидетельства врача
23.04.2025 в 22:39
Та ночь была длинной. Мы петляли между израильскими КПП, чтобы проникнуть в Сектор Газа. Добравшись до безопасного дома в Аль-Маваси, я с трудом заснула, несмотря на усталость. Непрекращающийся гул дронов и отдаленные взрывы бомб не давали мне спать.
Когда 4 декабря 2024 года я наконец-то проснулась, я была готова вернуться в больницу «Нассер», где я выполняла свою предыдущую медицинскую миссию в августе.
Путь по разрушенным дорогам, по которым брели одинокие дети, был мучительным, и от ужаса привычно сжимался живот. Я вспоминала свой предыдущий визит, думая о том, находятся ли семьи тех детей в безопасности.
Спустя час езды мы прибыли в больницу «Нассер». Облик жилых кварталов не изменился – тесные двухъярусные кровати и повсеместный запах туалета.
Когда я начала распаковывать вещи, громкий взрыв сотряс здание. Я тут же поняла, что авиаудар нанесли совсем рядом. Кричащие люди бросились в сторону больницы. Я поспешила в отделение травматологии, прекрасно зная, что там будет. Привезут раненых, в сопровождении родственников, на повозках с лошадьми, на скорых и на машинах.
Пытаясь натянуть свои порванные перчатки, я увидела, как принесли двух маленьких детей. Их родные положили их на под, потому что кроватей в доступе не было. Ещё не дотронувшись до них, я знала, что они умерли. Меня захлестнуло чувство беспомощности – чувство, которое, как я надеялась, я оставила за плечами во время моего предыдущего визита в Газу.
Бойня продолжалась. Следующей поступила восьмилетняя девочка по имени Алаа – ровесница моей дочери. Ее папа объяснил, что она играла напротив своей палатки, когда шрапнель от авиабомбы рассекла ей череп.
Она была в критическом состоянии, она едва двигалась, а из расколотого черепа виднелся мозг. Согласно протоколу, ее спасение не представлялось возможным. Мы планировали дать ей спокойно уйти, поскольку новые пациенты все прибывали и прибывали.
Но, когда я увидела отчаяние в глазах ее отца, я не смогла устоять. Я взяла ларингоскоп, который я смогла пронести в своей сумке мимо израильских военных, и закрепить ее дыхательные пути при помощи эндотрахеальной трубки.
Мы повезли ее на КТ, а затем в операционную, где нам удалось стабилизировать ее состояние. На протяжении недели я отслеживала его улучшение в условиях реанимации, подбадривая ее отца, который терпеливо ждал меня каждое утро. Хотя мой клинический опыт говорил, что шансы у нее малы, я пестовала в себе надежду.
Через несколько дней меня перенаправили в другую больницу, и я уже не знала, как там Алаа. Ее отец обещал сообщать мне о ее состоянии, поскольку мы обменялись телефонами, но я опасалась худшего. Вечером накануне окончания моей месячной командировки я получила сообщение с двумя видео. Из-за плохого вай-фая они грузились несколько часов, но в конечном счёте мне удалось их посмотреть.
На первом видео Алаа сидела с повязкой на голове и читала книжку. На втором она шла – сама, хотя ее походка была немного шаткой. Она остановилась перед камерой и сказала: «Шукран, дуктора, ана хейр» («Спасибо, доктор, я в порядке»).
Слезы радости потекли по моим щекам, но после я преисполнилась гнева. Алаа не должна была получать такие ранения. Американская бомба, которая снесла ей череп, была жестоким напоминанием о чудовищной реальности. В тот момент я была счастлива, но я ощущала стыд за свою страну, которая участвует в подобном.
Вероятно, именно глаза ее отца не дали мне отвернуться от нее, позволив мне спасти ее. В тот вечер у меня было тепло на душе, но я также чувствовала ответственность и сожаление, которые так и останутся со мной.
С тех пор, как 18 марта 2025 года Израиль в одностороннем порядке нарушил режим прекращения огня, примерно 100 детей были убиты или тяжело ранены, и конца и края этому не видно.
Доктор Мими Сйед, сертифицированный американский реаниматолог, работала в больницах «Аль-Акса» и «Нассер» в Газе с 8 августа по 5 сентября и с 3 по 31 декабря года.
