15 лет Июльской войне: мысли, стихи, воспоминания

15 лет назад разразилась жестокая и беспощадная израильская агрессия против Ливана. Амбициозной целью этой агрессии, на которую сионистскому режиму отмашку дала Кондолиза Райс, был полный разгром Хизбаллы. Но по прошествии 33 дней врагу пришлось, умывшись копотью и кровью, в полном унижении убраться в свое логово, где он до сих пор трясется от липкого страха, благо Хизбалла не просто не уничтожена, но и нарастила свою ракетную мощь.

Жаркое лето 2006 года…Московский июль, бурный круговорот чувств и событий в частной жизни, идеологические баталии с нормовцами, учудившими в ЖЖ грязное антишиитское сообщество, просиживание в редакции Ислам.Ру до позднего вечера…

В том холеном желтом особнячке на Остоженке (близ знаменитого Мансуровского переулка, где базировался Джемаль!) я тогда прочувствовала, какое удовольствие приносит острая, хлесткая журналистика, жаркая полемика, словесная конфронтация с врагами без трусливых экивоков.

Наши исламрушные публикации выходили в топы рейтингов, в сионистских и антишиитских блогах меня разносили и полоскали на 500 комментариев – но это было другое, жесткое и веселое время, без придыханий об экологичности и нетоксичности, когда трепетным барышням, бегущих на сеанс психотерапии из-за пары дизлайков, не было места в виртуальном пространстве. Поэтому, читая в ветках комментариев врагов гадости про себя, я испытывала наслаждение. Я чувствовала, что не зря работаем, раз врагов так проштыривает, бросая ошметками внутренностей на бетонную стенку. Сейчас градус чуть сбавлен – видя подобное в комментах к видео «Михвара», я либо от души смеюсь, либо исполняюсь брезгливого недоумения от невежества и тупости отдельных людей. Гордое чувство, что мы не зря работаем, у меня теперь возникает после более серьезных репрессий.

Морозной зимой 2005 года (а морозы тогда стояли крепкие, 35-градусные) бывший муж каждый вечер ближе к полуночи забирал меня из редакции, и мы ехали домой, вооруженные газовыми пистолетами – он активно занимался политикой, это было главным в его жизни, и за это тогда можно было запросто огрести бейсбольной битой по голове где-нибудь в темном переулке…

Это была опасная, свободная пора – она обжигала, как пламя жженых фаеров – красное и искрящееся.

Помимо собственно статей для Ислам.Ру, я активно писала в ЖЖ.

Виртуальная сеть тогда напоминала не помесь витрины бутика (привет Инстаграму) с камеди-клабом (привет Тиктоку), а сплав интеллектуального дискуссионного клуба с промзоной на окраине. Это был крутой замес из жизни, политики, религии и ожесточенных споров на эти темы. Правые, левые, либералы, сионисты, мусульмане – все обретались в ЖЖ, и это пространство искрило злыми и живыми энергиями. «Это Интернет, детка – здесь могут и послать», — гласила расхожая присказка. Мы жгли глаголом врагов, враги припечатывали нас. К нашему стыду, мы часто переходили рамки исламской этики (ахляк) даже с единоверцами, имея смутное представление об уважении к достоинству противника. Зато было весело и страшно.

И вот тогда случилась Июльская война.

Сионистский враг не просто вторгся в Ливан – он стал громить, крушить и уничтожать все живое без скидок на пол и возраст. Он разбомбил аэропорт и все дороги, ведущие за пределы Ливана. Он намеренно бил по гражданской инфраструктуре. В бейрутской Дахии не осталось ни одного целого здания. Это с очевидностью напоминало не честный поединок с Хизбаллой на поле боя, а расправу с самыми слабыми и беззащитными – ливанскими женщинами, детьми и стариками, которых сионистские нацисты никогда не считали за людей.

В нашем кругу тогда была мусульманка, побывавшая замужем за ливанцем и прожившая в Бейруте 2 года – в прошлом студентка театрального вуза, модница, столично-богемного склада личность, болтушка и любительница всего красивого. С ливанцем у нее (почему-то) не сложилось, но зато из Ливана она привезла горячую, восторженную любовь к Хизбалле.

Хизбалла помогает народу, Хизбалла открыла лучшие школы, больницы, спорткомплексы и даже женские пляжи, в Хизбалле самые честные и порядочные люди – таково было ее искреннее впечатление. Она говорила об этом часами. В Ливане она даже с удовольствием носила ливанскую черную чадру (абейю), подражая женщинам из Хизбаллы. Она делала это по своему желанию, а не по настоянию мужа – такое впечатление на нее произвело ливанское Сопротивление; из ее уст это была не пропаганда – а полные эмоций рассказы очевидца.

Потом она пропала с нашего горизонта, но именно она тогда вбросила в московскую исламскую среду тему Хизбаллы не как абстрактную идеологему, а как сгусток живого опыта.

Я в плане этого опыта тогда была стерильна. На тот момент я ни разу не была ни в Иране, ни в арабских странах. Я владела лишь малыми азами арабского и не говорила ни слова на фарси. У меня не было знакомых и друзей из числа иранцев и ливанцев.

Но я была соблюдающей мусульманкой, в своих публикациях постоянно цитировавшей хадис: «В своей любви, милосердии и сочувствии по отношению друг к другу верующие (умма) подобны (единому) телу: когда (одну из) частей его поражает болезнь, все тело отзывается на это бессонницей и горячкой».

Это не было голой риторикой. Я так чувствовала. Я делала дуа за братьев из Хизбаллы. Я участвовала в митингах и пикетах перед израильским посольством под желтыми флагами – тех самых, на которых коммунистические бабушки Зюганова кричали: «Аллаху Акбар!» Я позировала с портретом сейида Хасана Наср-Аллаха на страшной выставке в ЦДХ 7 августа, где за стыдливой ширмочкой размещалась отдельная галерея из фото убитых ливанских детей, не предназначенных для слабонервных и беременных.

Кто понимает, сколько дверей в этой дунии закрывается из-за демонстрации подобных взглядов, тот не расценит это как пустую браваду. Но я никогда не боялась быть одиозной или не принятой этим миром. Я, напротив, всегда считала это поводом для гордости.

Прошло 15 лет.

За плечами не жизнь, а, пожалуй, несколько жизней. Во всяком случае, потянет на несколько полноценных романов.

Обо всем и не написать – да пока и не стоит. Всему свое время.

Была учеба в Сирии в последний предвоенный год, когда европейские девушки-студентки еще без тени страха ездили одни к морю в Латакию, не боясь быть похищенными, изнасилованными и убитыми. Был институт с резными воротами на тихой залитой солнцем улице в Меззе, где в зелени и бугенвиллиях укромно прятались посольства. Был кислый со сладкой остринкой апельсиновый фреш в кафешках, позже разнесенных из гранатометов. Была усыпальница сейиды Рукайи (мир ей), спрятавшаяся в закоулках старинного рынка Хамидийя. Была Зейнабийя с золотым куполом, которая по милости Аллаха и руками ее защитников (мудафиин аль-харам) устояла под натиском такфиристских полчищ.

Потом был ифтар в ресторане на оживленной улице в Дахии, где запах бриза переплетается с запахом сладостей. Моя собеседница – ливанская телеведущая Зейнаб ас-Саффар – угощала меня кебабами и нервно-судорожно курила кальян, рассказывая мне об ужасах 2006 года. Как от ее дома, от всех ее детских фотографий и от древних рукописей, которые расшифровывал ее отец-историк, остались руины. Как она была последним человеком, выскочившим из здания канала «Аль-Манар», после чего в него угодила бомба. В глазах Зейнаб были слезы. Впечатленная, я написала для «Завтра» статью «Лицо Хизбаллы».

Пятью годами позже была конференция в помпезном бейрутском отеле, с фуршетами, ломящимися от вкусной национальной еды, с бессмысленно-протокольными речами, откуда близкий друг увез меня в музей боевой славы Хизбаллы – Млиту, а потом к границе, откуда открылся вид на оккупированные Голаны, а прямо под нашим носом – по ту сторону колючей проволоки – пугливо пронесся торопливый израильский патруль.

Это был уютно-пасмурный, по-русски холодный день, когда ливанцы разбрелись по домам и семьям, а мы пили горячий чай из темно-зеленых чайников в пустом ресторане перед моим вылетом в Москву.

Поначалу показавшаяся пустой и муторной, поездка обрела смысл и краски.

Только этой весной я наконец-то устроила выставку фотографий, сделанных там и тогда.

Также я написала стихи, посвященные Ливану:

Предпочитаю жизнь на грани

Впотьмах

На лезвии ножа.

Туда, где реет золотое знамя

Из мрака в бездну

В ночь

Бежать.

Туда, где веет страстным бризом

Шальной полет

На непокорный юг

Не прихотью, не блажью, не капризом,

Где исступленно ждет

Мой верный друг.

Туда, где камни пропитались кровью,

Где дым кальянов густ и прян,

Где грань зыбка меж смертью и любовью,

Где волей без вина не каждый пьян.

Где взведены штыки и наготове

И ночь пронзает гулкий лай собак,

Где грузный автомат лежит у изголовья,

Где танго дикое танцуют свет и мрак.

Есть только миг,

Есть только эйфория битвы,

Которая неистово влечет,

Как вспышка лезвия незримой бритвы,

Как неминуемый и сладостный расчет.

Губами пить тот терпкий привкус ночи,

Рукою гладить ледяную сталь ножей,

И верткий серпантин мгновенно ввысь уносит

В страну хребтов, дубрав, цветов,

Боев, речей и волн искрящихся,

Противотанковых ежей.

Позже я неоднократно бывала и в Млите, и в других уголках Южного Ливана. Мы съездили в Туфахту – на место героической смерти сейида Аббаса аль-Мусави и его семьи. Помню траурный монумент в ашуринском стиле, черной скалой контрастировавший с радостной синевой южного полудня. Помню красные черепичные крыши, утопающие в дымке долины, победно-золотые боевые знамена Сопротивления в каждой деревне. Помню сумерки над приграничной зоной, бесконечные патрули сил ЮНИФИЛ и бесчисленные противотанковые ежи под черным ливанским небом с россыпью ярких созвездий.

И чувство свободы – бездонной, подлинной, эйфорической. Я словно провалилась в иное измерение, где нет чиновников с их маразматической бюрократией, нет глупого церемониала из вековых обычаев и предрассудков, нет пованивающего трупной гнильцой купипродайского цинизма – где правят бал простые, природные качества и понятия свободного человека: Единобожие, вера, убежденность, отвага, доблесть, дружба, бдительность – и одновременно смелость доверять, основанная на проницательном уме и развитой интуиции.

Такие места – как черная бездна, как запах свежего и терпкого хвойного воздуха, как дуновение соленого бриза. Горные серпантины, вольный морской воздух, отзывчивые и приветливые люди, не утратившие эмпатии и открытости – эта страна словно создана, чтобы рождать героев, и не случайно такие люди, как имам Муса Садр, как Мустафа Чамран, были так пленены этим особым пространством, что бросили все ради него – я и на себе прочувствовала силу этого иррационального притяжения, такого же мощного, как любовная тоска и тяга. Три с половиной года жизни были брошены только на Ливан – такая это была страсть, причем ко всей стране с ее будоражащей боевой романтикой. И удивительно, что буквально рядом, словно в параллельном пространстве, всегда существовал другой Ливан – с проворовавшимися чинушами с сальными раскормленными мордами, с неприлично роскошными, кричаще-безвкусными свадьбами, когда гуляют пять пятизвездочных отелей, с тупой, неповоротливой и изничтожающей людей бюрократической машиной, не способной даже проложить тротуары вдоль обочин и убрать мусор, с баснословно дорогими концертами писклявых певичек с лицами, скрытыми под несколькими слоями гротескно-вычурного макияжа, с дурящей вонью дорогого алкоголя, доносящейся из «дьютиков», баров и кабаре.

Такой Ливан тоже есть, и его существование само Сопротивление никогда не отрицало. Сегодня этот Ливан стремительно катится в бездну, утягивая в смертоносную финансовую воронку несчастных ошалевших от голода и безденежья людей. Это сколь трагично, столь и предсказуемо. Это закономерный итог развития официального ливанского государства.

И это больно, потому что за 15 лет этот мир перестал быть для меня чужим и неизведанным. Теперь он связан для меня с исхоженными вдоль и поперек улицами, с любимыми местами, любимыми людьми, любимыми мечетями, любимыми кафе, со сладостно приятными воспоминаниями.

Но так же, как 15 лет назад, я верю в милость от Аллаха к тем, кто упорно, стойко и бесстрашно борется на Его пути, не боясь ни пуль, ни тюрем, ни голода, ни осады, ни осуждения толпы, ни остракизма и клеветы со стороны глупых, слабых и трусливых людей – будь то «нормализаторы» или просто досужие доносчики и завистники.

В 2006 году Аллах даровал этим людям победу, хотя сионистская военная машина утюжила Ливан, не жалея не то, что людей – а не пожалев ни деревца, ни кошки, ни цветочка. Вся разрушительная мощь израильского государства обрушилась на Ливан – но Армия, Народ и Хизбалла выстояли, победили, отстроились, быстро наладили мирную жизнь.

И санкции, и ковид (так же, как в прошлом игиловцы) – это просто другие формы агрессии, еще более изощренные и не менее безжалостные.

Но сказано в Священном Коране:

«А кто верен Аллаху, Его Посланнику и тем, которые уверовали, то, поистине, Партия Аллаха (Хизбалла) – они победители» (5:56).

Это зримо подтвердилось и в 2000-м, и в 2006-м году, и в годы сирийской войны.

Ин ша Аллах, ливанская Хизбалла выйдет с достоинством и этого сражения. Наша жизнь полна пертурбаций – но все эти годы сейид Хасан по-прежнему улыбается нам и с телеэкрана, и с многочисленных портретов.

Анастасия (Фатима) Ежова