Бегство из Джабалийи

В полдень 5 октября Израиль начал наносить удары с воздуха по аль-Фалудже – району Джабалийи, где я жила.

Сначала мы подумали, что это «обычные» рейды, и что они пойдут на спад. Но ночью бомбардировка значительно усилилась вопреки нашим ожиданиям. Небо наполнилось военными самолетами и дронами.

В полночь в дверь нашего дома постучали. Это был мой двоюродный брат Карам вместе с семьей. Они были вынуждены покинуть свой дом, поскольку его крышу повредила ракета. Они бежали от, как им казалось, верной смерти, чтобы укрыться у нас.

Это была тяжелая ночь. Нужно было держаться подальше от окон, потому что шрапнель и пули летали по воздуху. Мы все сгрудились в одной комнате, прижались друг к другу и молились.

На следующий день мы увидели большое количество людей, которые эвакуировались в сторону города Газы. Мы приняли ключевое решение остаться – хотя семья Карама решила остановиться у родственников в городе Газе. Остальным из нас, включая Карама, казалось, что повторная израильская инвазия обойдет их дом стороной. Мы все еще надеялись, что все это временно, что черные тучи рассеются.

Но на следующий день, 7 октября, израильские военные соорудили заграждения на кольцевой развязке всего лишь в 100 метрах от нашего дома, чтобы не дать людям покинуть этот район. Некоторые из жителей, однако же, попытались это сделать.

Я рискнула выйти – ненадолго, всего лишь из любопытства, увидела большие баррикады, заблокировавшие дороги, и услышала звук множественные автоматные очереди с квадрокоптеров. Вдалеке я рассмотрела несколько тел, лежавших на улице, и никто не мог пробраться к ним, даже скорые.

В ловушке

В нашем доме нас было 25, включая мою семью и наших лишившихся крова родственников. Ни один из них не осмелился выглянуть и пройти так далеко.

Чтобы поесть, мы разожгли костер внутри дома, пекли на нем хлеб и готовили. Каждый раз, когда падала ракета или разрывался артиллерийский снаряд, дети начинали кричать. Напряжение и тревога наполнили дом. Мы вели долгие дискуссии, куда идти. Но куда? Дорога на запад, к городу Газе, была полностью заблокирована, а путь на восток был опасен.

Вся Джабалийя превратилась в поле боя.

Всю ночь 9 октября вертолеты Apache и квадокоптеры стреляли по крышам. Из-за этого все цистерны с водой на крышах оказались повреждены – те самые цистерны, к которым люди так долго тащили воду, чтобы их наполнить.

Всю ночь мы слышали автоматные очереди и звук утекающей воды, затопившей улицы и дома. Мы знали, что к утру у нас не останется воды. Но мы ничего не могли поделать.

Никто не спал. Мы сидели и тряслись от страха, ожидая следующей ракеты.

На рассвете дебаты по поводу бегства из этого района возобновились. Некоторые из нас доказывали, что это лучшая опция, другие же считали, что тем самым подвергнем себя опасности и прольем воду на мельницу тех, чья цель – насильно изгнать нас из наших домов.

Но к пяти вечера мы узнали, что большинство домов в нашем районе подверглись бомбардировке в прошлую ночь. Мы не слышали об этом раньше, потому что люди слишком боялись выходить из своих домов, чтобы предупредить окружающих, а мобильная связь не работала.

Так что, когда мы увидели, что большинство наших соседей эвакуируются, мы наконец-то приняли трудное решение покинуть наш дом.

Бегство

С тяжелым сердцем мы простились с моими тетями и другими родственниками, которые укрылись у нас. Мы разделились на маленькие группы, чтобы найти убежище у родственников. Не было места, где нас могли бы принять в полном составе. Слезы наворачивались на глаза при прощании, когда мы провели более года в изгнании вместе, не считая моего кузена, прибывшего позднее.

Мы – это мои родители, мои младшие сестры Сама и Хала, мой брат Осама и Карам – выдвинулись в сторону Тель аз-Заатара, а наши родные направились в Бейт-Лахию. Мы остановились в доме брата моего дедушки девять ночей, и нас постоянно бомбили. От интенсивности ударов под нами сотрясалась земля.

Это было ужасно.

Мой двоюродный брат надеялся воссоединиться со своей семьей в городе Газе, но время работала против него. КПП были установлены повсюду за одну ночь, и дорога оказалось перекрыта. Поэтому он остался с нами.

С нами также был наш любимый кот Фалфуль, которого мы перевозили с собой c первых дней войны. Фалфуль занимает особое место в сердце моего папы – возможно, большее, чем все мы вместе взятые.

Утро 18 октября начиналось так же, как и любой день во время геноцида. Мы проснулись, испекли хлеб, приготовили завтрак и вместе совершили пятничную молитву.

После обеда мы занялись своими обыденными делами: Сама и я пошли на кухню мыть тарелки, Фалфуль терся мне об ноги. Я погладила его по голове и шее, а он уткнулся носом в меня, как будто на прощание. Хала пошла мыться. Осама и Карам прилегли отдохнуть, а мои родители направились в гостиную.

В 2 часа дня все внезапно стало черным. Я не могла ничего видеть, слышать или говорить. Вокруг меня была лишь густая темнота. Песок и пыль забились в глаза. Я ничего не могла разглядеть. У меня промелькнула страшная мысль, что я единственная выжившая, потому что я не слышал ничьих голосов.

Разрушение

Постепенно звуки вернулись. Я почувствовала обломки под ногами. Я дернулась вперед и услышал голос мамы. Осама читал шахаду: «Я свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммад Его Пророк».

Мы повторяли за ним, чувствуя, что смерть стоит у порога.

Постепенно мгла рассеялась, и мы увидели, что все вокруг разрушено. В гостиной мой папа лежал без сознания. Мы закричали. Моя мама стала проверять его пульс и дыхание, опасаясь худшего, но внезапно он открыл глаза и сказал, что он в порядке.

Но он был ранен. Его правая нога была разорвана, у него было профузное кровотечение и торчала кость. Мы стали звать на помощь, и наши соседи прибежали, чтобы отнести его на ковре к двери и там ждать скорой.

Осама и Карам вынесли его наружу, оба босые, идя по грудам камней, обломкам мебели, битому стеклу и шрапнели. Моя мама шла за ними – в шоке, с непокрытой головой. Мы с сестрой стояли за ее спиной и не знали, что делать.

Мы знали, что надо уходить, поэтому упаковали остаток наших вещей и стали искать Фалфуля. С самого начала бомбардировки я начала искать Фалфуля. Мы не смогли найти его. Собрав сумки, мы покинули наш дом в слезах, переживая за нашего раненого отца и оплакивая его пропавшего кота.

Фалфуль, его верный друг, ждал папу около двери, даже когда он приходил поздно, и спал только под его боком. Фалфуль даже прыгал на моего отца, когда он приносил любимые лакомства, и не давал никому мыть себя, кроме него.

Когда мы вышли на улицу, район выглядел как город-призрак. Значительные его части превратились в руины. Всюду были завалы. Мы поняли, что нам крупно повезло. Похоже, что многие дома в этом районе были уничтожены прямым попаданием. По нашему дому не попали, но он оказался в зоне серьезных разрушений, сравнявшими квартал вокруг нас с землей.

Наши раны были незначительны по сравнению с трагедией, которая окружала нас. У нас были лишь небольшие порезы на руках и ногах. Мы бесцельно брели по улицам, не зная, куда идти. Прохожие останавливались, глядя на нас.

«Что случилось? Откуда вы идете? Это правда, что вы восстали из мертвых?» — спрашивали нас.

Новое бегство

Мы наконец-то прибыли в дом моей тети в районе Бейт-Лахии, куда бежала она с семьей.

Когда они увидели нас, у них был шок. Мы начали плакать, не в силах что-либо объяснять. Я пошла в ванную, чтобы умыться, потому что мое лицо было покрыто пеплом, пылью и кровью из небольших ранок.

Протирая лицо водой, я надеялась, что очнусь от этого кошмара. Но мне нужно было быть с сестрами, ведь я была старшей в отсутствие родителей.

Спустя два часа после атаки мы вернулись, чтобы найти Фалфуля. Мой отец шептал его имя в своей кровати в больнице «Аль-Ауда». Мы искали его везде, карабкаясь туда, где мы еще не смотрели. Мы убеждали себя, что Фалфуль выжил, потому что мы не нашли его тельце. Вероятно, он спрятался где-то, перепуганный возникшим хаосом.

В тот вечер моя мама присоединилась к нам, пояснив, что в больнице ей не разрешили остаться с отцом на ночь. Они сказали ей прийти рано утром, хотя он сам хотел, чтобы она была с ним. Она ничего не смогла поделать и ушла.

Но удача снова не была на нашей стороне. Всего лишь через час после того, как мама покинула больницу, она была окружена, и все находившиеся в ней оказались в ловушке. Мой брат и мой кузен, которые были с отцом, оказались заложниками, и мы оказались предоставлены сами себе.

Ранение отца не было критическим, но ему нужна была операция и помощь ортопеда. Но когда больница оказалась в осаде, врачи не смогли до него добраться. Сигнал сети был слабым, и нам стало сложно выходить с ним на связь.

Новости, которые мы услышали, не были обнадеживающими.

Состояние моего отца стало ухудшаться: у него началась лихорадка, поднялось давление, его стало тошнить, потому что его рана и его кость оказалась инфицирована. Все, что мог сделать медицинский персонал больницы – это перевязки. Поставки и ресурсы были ограничены.

Мы надеемся, что ВОЗ сможет организовать транспортировку пациентов в город Газу, но пока никто не смог пробраться к больнице. Мохаммад Обайд – доктор, который должен был оперировать моего отца – был арестован израильскими военными 26 октября в больнице «Камаль Адван» в Бейт-Лахии.

И снова

Мы все еще не спали на рассвете 23 октября, напуганные звуками беспощадной бомбардировки и автоматными очередями, когда, казалось, стреляли по крыше над нами. Затем через громкоговорители дроны велели всем покинуть свои дома в северной Газе и направиться к улице Салах ад-Дина – главной магистрали Газы, ведущей с севера на юг.

Люди вокруг нас уже собирались, но мы были в замешательстве. Как мы можем оставить моего отца, брата и кузена, которые до сих пор блокированы в больнице?

Но оставаться означало подвергать себя перманентной опасности. У нас не было иного выбора, кроме как уходить.

С сумками в руках мы влились в поток людей, движущихся в сторону улицы Салах ад-Дина. Перед там, как уйти, нам удалось дозвониться до отца, чтобы подбодрить его и сообщить, что мы снова спасаемся бегством.

Он дал свое одобрение, хотя его голос надорвался, и он начал плакать. Он убеждал нас не подвергать себя опасности. Мы попрощались и двинулись в путь.

Мы шли из Бейт-Лахии по ужасающей жаре, одетые в зимнюю одежду, чтобы унести ее на себе, потому что у нас было слишком много сумок. Это при том, что мы были вынуждены оставить большую часть вещей за спиной, зная, что путь будет долгим.

Приблизившись к Индонезийской больнице в Бейт-Лахии, мы увидели танки, заблокировавшие дорогу. Через громкоговорители нам отдавали команды: «Идите направо!». Мы последовали этим приказам, но, подходя ближе, я увидела более десяти танков, окруживших нас. Они начали выдергивать молодых мужчин – даже мальчиков – из толпы, разлучая их с их семьями.

Некоторые дети пытались спрятаться среди женщин, но солдаты находили их, одного за одним. Мамы шептали им: «Иди, не бойся», но на лицах детей был ужас.

Мы брели, а люди вокруг бросали свои сумки от изнеможения, и их содержимое валялось на дорогах. Как только мы пытались взять паузу, солдаты заводили двигатели, поднимая пыль и толкая нас вперед с насмешливыми улыбками. У нас не было выбора, кроме как идти дальше, несмотря на растущее отчаяние.

На своем пути мы увидели старую женщину, которая упала со своей инвалидной коляски, а ее дочери не смогли поднять ее и были вынуждены ее оставить. Мама, потерявшая свою маленькую дочку на неровной, пустынной дороге, шла, объятая скорбью, не оборачиваясь назад.

К тому моменту, как мы достигли кольцевой развязки Замо к юго-востоку от лагеря беженцев Джабалийи, надежда стала иссякать. Изможденные, мы уже думали, что смерть лучше, чем такое унижение. Моя мама бросила сумки, села на землю и сказала: «Я не могу идти дальше. Дайте мне умереть здесь!»

Но спустя несколько минут она взяла себя в руки, подняла сумки и продолжила путь. У кольцевой развязки Керем мы наконец-то нашли сломанную машину, которая отвезла нас в дом родственников.

Постскриптум  

Мой отец, Осама и Карам по-прежнему заблокированы в больнице «Аль-Ауда» в Джабалийе. Рана моего отца вновь открылась, и он отчаянно нуждается в операции.

Мы также узнали, что наш любимый котик Фалфуль по-прежнему находится в том доме, где нас разбомбили. Он сидит на том самом месте, где мой отец был ранен, и преданно ждет его возвращения.

Асиль Альмансси, публицистка из Газы

Фото: Махмуд Исса

The Electronic Intifada