Имад Мугния и Саада Бадреддин: история борьбы, история любви
17.02.2020 в 23:43
Хаджжа Саада Бадреддин – это человек-паззл. Она не принадлежит только к миру философии или к миру знания – вероятно, она – комбинация из всех этих миров.
В этом утверждении нет ни журналистского пафоса, ни претензии на креативность. Жена Хадж Имада подобна ему – она исключительная личность. В ее доме царит непередаваемое спокойствие. Она не показывает миру своих слез, приглашая людей к себе в комнату, где присутствуют все ее павшие героями близкие: там висит большой портрет Хадж Имада и их общего сына – мученика Джихада. Есть и еще один портрет, украшающий стену – мученика сейида Зульфикара. Третья фотография была добавлена недавно – это Касем Сулеймани, повелитель всех мучеников Оси Сопротивления.
У этой женщины множество похвальных качеств. О ней часто говорят, как о матери павшего героя, сестре павшего героя и жене павшего героя. Она держит в руках портрет своего улыбающегося сына Джихада. Он вспоминает своего брата, сейида Зульфикара. Но ей до сих пор трудно говорит об Имаде, хотя с момента его убийства прошло целых 12 лет.
Она – уникальная женщина. Ее муж Имад и ее брат сейид Зульфикар оба стали мучениками. И она с гордостью заявляет: «Мы не смогли обмыть Джихада». У нее нашлось достаточно мужества, чтобы объяснить, почему – но нам не хватило духа написать эти подробности. Мы только поразились ее грандиозной выдержке. Это ее человеческое качество или дар Бога?
Хаджжа Саада познакомилась с Хадж Имадом, поскольку он бывал в их доме. Он был другом [ее брата] сейида Мустафы Бадреддина. Она увидела, что этот молодой человек – революционер, который тщательно продумывает, планирует и затем воплощает свой план в жизнь. Когда они поженились, у Хадж Имада не было многого из того, что требуют от женихов современные невесты. У него не было даже возможности снимать отдельное жилье. На протяжении многих лет она жила с ним в родительском доме Хадж Имада. В последующие же годы, когда у них уже появились дети, они постоянно перемещались с места на место.
Хаджжа Саада общается со своими гостями с добротой и мягкостью – даже с теми, кого она видит впервые в жизни. Годы она не имела возможности вести привычную для большинства семей жизнь. Но она до сих пор не утратила искусства проникать в сердца людей, не спрашивая их разрешения. Она приглашает нас в комнату своего мученически павшего сына Джихада. Все вещи по-прежнему лежат на своих местах, как если бы Джихад все еще был там. Даже молитвенный коврик все еще лежит в углу этой теплой, натопленной комнаты, словно ожидая его возвращения.
Ее любовь к Хадж Имаду, спутнику ее жизни, все еще жива и неподдельна. Она неоднократно плакала, говоря о нем, и повторяла: «Я не оплакиваю его как мученика. Я плачу по нему, поскольку, слава Богу, она знал путь, как приблизиться к Нему».
«Он не был человеком, который дает советы напрямую. Он не поучал других словами. Его манера вести работу с людьми, которую я наблюдала годами, заключалась не в словах и советах. Он учил их жить на практике», — вспоминает она.
Говоря о разлуке с родными и любимыми, она повторяет слова сестры Имама Хусейна (мир ему) Сейиды Зейнаб (мир ей): «Я не увидела ничего, кроме красоты».
Мы представляем вашему вниманию расшифровку первого и эксклюзивного интервью, которое дала порталу Al—Ahed News вдова мученика Имада Мугния Хаджжа Саада Бадреддин:
— С чего началась долгая совместная жизнь Хаджжи Умм Мустафа и Хаджа Имада? Что стало точкой отсчета?
— Семьи Мугния и Бадреддин жили неподалеку друг от друга. Наши дома находились друг от друга примерно на том же расстоянии, что и две близлежащие мечети – Шиитская мечеть и Мечеть Имама Зейн аль-Абидина в Гобейри. Наши два дома соседствовали с этими двумя мечетями. Шиитская мечеть, имамом которой был шейх Мухаммад Кобайси, располагалась очень близко к дому Мугния. Между тем, мечеть Гобейри, где имамом был шейх Аввад, прилегала к дому семьи Бадреддин. На тот момент обе эти мечети часто посещали молодые люди, которые хотели перемен. Это было удивительно, учитывая, что в то время в мечетях в основном собирались старики, а молодежь не проявляла к ним интереса.
У этих молодых людей была простая цель – бросит вызов существующим обычаям и сложившемуся положению вещей. Эта цель объединила юных прихожан обеих мечетей, среди которых были Имад Мугния и сейид Мустафа Бадреддин. Подружившись, они стали ходить в гости друг к другу, и во время одного из визитов Хадж Имада в наш дом в Гобейри мы познакомились. Я увидела перед собой молодого революционера, который все тщательно продумывает, планирует и воплощает свой план в жизнь. Подобно моему брату сейиду Мустафе, он смотрел на мир несколько иначе, чем их сверстники. Это была простая цель, к которой стремились эти молодые люди, взросление которых пришлось на эпоху вызовов и великих свершений, включая гражданскую войну, победу Исламской Революции в 1979 году, мученическую смерть сейида Мухаммада Бакира ас-Садра в 1980 году и [израильское] вторжение в Бейрут в 1982 году. И эти молодые люди были на передовой противостояния всем вызовам той эпохи, и они постоянно искали в этих вызовах возможности.
— Что было у Хадж Имада на момент заключения вашего брака?
— Когда мы только познакомились, у нас не было ничего. Мы поженились и тут же поехали в Иран, где мы жили с одной из ливанских семей, поскольку у Хадж Имада не было денег на аренду дома.
Когда мы вернулись в Бейрут, нам оборудовали комнату на балконе дома его родителей. Его превратили в помещение, пригодное для жизни. Эта комната была моим домом вплоть до рождения моей дочери Фатимы. После рождения моего старшего сына мы стали кочевать с места на место.
Он менял место работы и жизни на протяжении нескольких лет, пока мы окончательно не обосновались на одном месте в 2000-2006 году. На тот момент у нас уже был младший сын, Джихад. Мы провели там последние 6 лет – это был самый стабильный период нашей жизни, пока не началась Июльская война 2006 года. В силу специфики работы Имада мы были вынуждены постоянно перемещаться с места на место в интересах его безопасности. Из-за этого мы претерпели множество трудностей, включая отсутствие контактов с родственниками, ни один из которых не приходил к нам в гости. Но мы чувствовали, что нас лежит огромная ответственность по отношению к нему – не только как к мужу и отцу, но и как к лидеру.
— Как начинался его долгий путь как борца и революционера?
— Вся его жизнь была борьбой. Философия борьбы в том, чтобы познать суть угнетения и познать самих себя. В религиозной литературе, в наследии Ахл аль-Бейт нашего Пророка (мир им) содержится призыв проявлять терпение в период испытаний, чтобы достигнуть той степени человечности, которую Бог даровал нам как великую честь. Я вспоминаю слова моего мужа, Хадж Имада, что самым важным компонентом во всей борьбе является сам человек. Каждый из нас должен знать: для развития человечества нужно обрести подлинную человечность в этом мире. С того самого момента, как я вышла за него замуж, я поняла, какой трудный и тернистый путь он выбрал. Поняв это, я определила для себя собственную роль и миссию. Я решила последовать за ним, поскольку была убеждена, что это путь моего собственного самосовершенствования.
И каждый раз, когда мы преодолевали сложности, выпадавшие на долю нашей семьи, мы лишь укреплялись в наших убеждениях, вне зависимости от силы и причин этих ударов судьбы. Мы доросли до понимания, что жизнь Хадж Имада была полна трудностей из-за его борьбы. Обстоятельства требовали от нас, чтобы мы жили в тени его жизни. У этого образа жизни были свои особенности: мы не могли называть себя своими настоящими именами, рассказывать о нем и о том, кем мы ему приходимся, и раскрывать его имя. Мы постоянно переезжали. Мы не приглашали в дом родственников и соседей. Как я уже говорила раньше, у нас даже не было собственного дома.
— Как искренность Хадж Имада отражалась в его работе? Какими рекомендациями руководствовалась его семья?
— Хадж Имад с ранних лет был известен своей выдержкой и спокойствием. Об этом говорила его покойная мать, Хаджжа Умм Имад. За годы брака с ним я также в этом убедилась. Он никогда не говорил ни о чем, что имело отношение к его борьбе и работе, во время наших семейных посиделок. Он был добрым и веселым человеком. И он всегда был несколько отстраненным: я знала, что он постоянно пребывал в мыслях о своей работе. На протяжении всей своей жизни он не мыслил себя без работы. И душу, и тело он отдал работе.
Во время наших семейных собраний я заметила: все то новое, что ему довелось узнать, все, что привлекало его внимание, он автоматически экстраполировал на свою работу, думая, как применить это в ней, хотя это могло казаться нам чем-то простым и обыденном. Он любил свою работу, и эта любовь была помножена на его ум и дар предвидения. Он также умел не приписывать заслуги Сопротивления себе лично. Я не могу понять этого, это был какой-то особый дар, которым он обладал.
Сын Имада Мугния и Саады Бадреддин Джихад погиб во время израильского удара по сирийской Кунейтре
Ему было несложно вести такую закрытую жизнь – это было в его природе. Это было не какое-то качество, которое ему пришлось приобрести за годы его секретной работы в сфере безопасности. Его искренность была результатом его воспитания и его набожности – он постоянно повторял зикр (слова поминания Аллаха). Он попросил меня найти молитвы, которые помогали бы ему в его работе, и я сделала для него специальную подборку. Я даже нашла для него особые молитвы, когда видела, что он устал и изможден – он читал их, и ему становилось лучше.
Он был не тем человеком, кто давал советы напрямую. Он не учил других людей при помощи слов. Его манера ведения борьбы, с которой я хорошо ознакомилась за годы жизни с ним, была чем-то большим, нежели слова и наставления. Он вел людей за собой на практике. Он старался отдавать себя всего Сопротивлению, чтобы оно могло продолжать свою борьбу. Это было отличительной чертой всех павших героями лидеров Сопротивления. Сейид Аббас аль-Мусави ясно выразил свою любовь к Хизбалле во время своей последней речи, произнесенной накануне своей мученической гибели: «Главное мое желание – сохранить Сопротивление».
— Каким он был мужем, отцом и лидером?
— Он не только поклонялся Аллаху – он служил своему народу и всем угнетенным. Он совершенствовал себя, свою душу, свои умственные и физические возможности ради этого служения своему народу и ради борьбы за правое дело. Он не был типичным для традиционного общества мужем и отцом. Он не уделял своей семье какое-то особое, строго отведенное для нее время. Но когда он присутствовал на наших семейных собраниях, он был со всеми очень дружелюбен и много смеялся. Это были такие спонтанные моменты счастья, когда он общался с нами на общие и личные темы. Когда мы проводили с ним время, он никогда не грузил нас своей работой, мы не чувствовали бремени ответственности, которое на нем лежало.
— Какое обращение для вас предпочтительно – жена мученика Имада, сестра мученика Зульфикара или мать мученика Джихада?
— Все эти титулы ничего не значат в сравнении с самой героической смертью. Я – «хороший солдат». Аллах даровал мне честь быть спутницей этих мучеников – моего мужа, моего брата и моего сына – на разных этапах их жизни и их пути к этому мученичеству.
— Какие моменты вашего совместного пути с Хадж Имадом были самыми трудными и самыми прекрасными?
— По милости Аллаха, я не увидела ничего, кроме красоты. Даже самые трудные моменты были прекрасны. Я думаю, самый непростой опыт, который мы как семья пережили – это ожидание его возвращения домой. Лучшими были те моменты, когда он возвращался к нам всякий раз.
— Как его Превосходительство генеральный секретарь Хизбаллы выразил вам свои соболезнования в связи с героической гибелью Хадж Имада, мученика Джихада и сейида Зульфикара?
— Сейид Хасан Наср-Аллах не делал для нас никаких исключений, выражая нам свои соболезнования. Он приносил их ровно так же, как и всем другим семьям всех других мучеников. Когда героически погиб мой сын Джихад, я задала ему прямой вопрос, как именно он умер. И он ответил мне: «Я завидую ему в том, как именно он погиб».
— Можете ли вы, Хаджжа Саада, рассказать нам, как вы впервые встретились с Хадж Касемом Сулеймани во время Июльской войны 2006 года?
Во время Июльской войны я приносила Хадж Имаду еду на ифтар, поскольку он постился на протяжении всего этого конфликта. До 2006 года я не была знакома с Хадж Касемом Сулеймани. Но однажды во время войны я договорилась о встрече с Хадж Имадом, чтобы передать ему еду. Хадж Имад приехал на мотоцикле с другим человеком. Взяв у меня свой ужин, он попросил меня поприветствовать его спутника. Так я впервые увидела Хадж Касема. Наши отношения с Хадж Касемом укрепились после героической смерти Имада. Но до этого личного знакомства между нами не было.
— Правда ли, что Хадж Касем Сулеймани попросил вас помолиться, чтобы он стал мучеником?
— За два месяца до своей героической гибели Хадж Сулеймани действительно попросил меня помолиться, чтобы он принял такую же доблестную смерть, как мой сын Джихад. И я неоднократно молилась за него.
— Что Хаджжа Саада может сказать молодежи Хизбаллы и ее лидеру?
Спасибо вам за ваши жертвы. Я благодарю их за возможность быть участницей их борьбы, быть рядом с ними. Я благодарна им за опыт, знания, силу и гордость, которые они подарили нам. Человеческий опыт, который мы разделили с ним, уникален и исключителен. В соответствии с нашим религиозным и идеологическим пониманием мира, за этот опыт мы будем вознаграждены в будущей жизни.
Я также хочу сказать им, что его Превосходительство сейид Хасан Наср-Аллах – это исламский ученый нашего времени, присутствующий среди нас, и он – большая возможность для всех нас, а потому мы должны помогать ему, быть ему верными, признательными и благодарными. Самым выдающимся качеством Хадж Имада была его способность создавать возможности и превращать угрозы в возможности. Это подтверждают и враги, и друзья. А сейид Хасан Наср-Аллах – это возможность для нас как для народа утверждать правду и покончить с несправедливостью.
Лично я сама готова выполнить любое задание, которое сейид Хасан Наср-Аллах попросит меня выполнить на пути этой борьбы.
Команда Al-Ahed News