«Мальчики-басиджи»: Священная Оборона Ирана как кузница особого человеческого типа
22.09.2021 в 22:01
Когда в России вспоминают о Священной Обороне исламского Ирана, которую у нас обычно называют ирано-иракской войной – что неправильно, поскольку солдаты имама Хомейни воевали против агрессии баасистского режима Саддама, а не против иракского народа – ее чаще всего сравнивают с нашей Великой Отечественной. Параллелей и ассоциаций много: в обоих случаях на суверенные территории вторгся непрошенный враг, подзуживаемый сторонними силами, в обоих случаях война шла много лет и была тяжелой, изматывающей и всенародной. И в том, и в другом случае война оставила за собой целый культурный пласт в виде памяти о павших героев, воспоминаний ветеранов, реальных биографий мучеников и художественной литературы, равно как и фильмов – документальных и игровых. Слава Богу, что многие из этих книг и фильмов переведены на русский, и в Декаду Священной Обороны проект «Михвар» публикует обзоры и рецензии на эти книги и это кино.
Но главное, что осталось после той войны – это поколение, вернувшееся с фронта, поколение особых людей, неповторимое и бесценное. Этим людям, многие из которых отправились на войну в 14-15 лет, не так-то много лет – около 50-60. Это не седовласые немощные ветераны в орденах, пребывающие в глубоком старческом возрасте, чудом дожившие до наших времен и слабо в них ориентирующиеся – это активные мужчины в самом расцвете зрелости, многие из которых занимают руководящие посты.
Когда-то это же по-хорошему безумное и объятое революционной романтикой поколение создало Хизбаллу в Ливане, доказав, что самоорганизация народа, помноженная на пассионарность, преданность идее и независимое от земных властей религиозное руководство, способна производить тектонические сдвиги. В эту «чокнутую молодежь», которая бросила дерзкий вызов поддерживаемому Западом сионистскому режиму, не верил никто из высокобровых арабских чиновников в пафосных пиджаках, прозаседавшихся на пустопорожних саммитах – они считали их опасными смутьянами, чья деятельность только усугубит положение арабов и палестинцев. Приветствовали их только члены палестинских фракций – братья по духу, такие же отчаянно молодые и несдающиеся, одинокие в огромном старомодно-бюрократическом, погрязшем в безвкусной роскоши арабском море. И именно эта молодежь совершила невозможное для арабских армий того времени, нанеся два сокрушительных поражения сионистам в Ливане. Точно так же, мальчики-басиджи, воевавшие против до зубов вооруженной, поддерживаемой ведущими державами армии Саддама, тоже совершили невозможное: они с оружием в руках отстояли Исламскую Революцию и свою страну в условиях, когда армия была расформирована, а в государстве царила постреволюционная разруха и нищета. Сначала отстояли, а потом отстроили.
Эти повзрослевшие и поседевшие мальчики-басиджи (такой же отдельный феномен, как «русские мальчики» Достоевского, своего рода условный термин – ведь воевал не только «Басидж», но и КСИР, и другие виды войск, хотя армия была практически расформирована) – соль иранской земли, стержень Исламской Республики, не устающие задавать ей вектор развития и вектор сопротивления. Именно на них равнялись те молодые добровольцы, которые потоками стекались в Сирию в годы войны против банд такфиристских головорезов. Они придали современное прочтение многовековой школе восстания Имама Хусейна (мир ему), и начало этому положили те самые мальчики-басиджи – в красных налобных повязках, с «ключиками от Рая» и с портретами имама Хомейни.
Эти люди – носители уникальной ментальности и этики, которая зиждется на братстве и искренности отношений, носители особой эстетики, в основе которой лежит красота в простоте и аскетизм, носители духовности, базирующейся не на приторно-квиетистском созерцании и популистском ханжестве, а на клокочущей пассионарной революционности, мобильности, готовности бросить теплые насиженные места ради распространения исламских идей и отдать за эти идеи жизнь. Этот драйв они сохранили и по сей день. Вспомните Касема Сулеймани: в 60 лет у него горели глаза, он был готов сорваться на другой край света, в лучших традициях революционного поколения, описанного в стихах Михаила Светлова: «Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать; прощайте, родные, прощайте, семья, Гренада, Гренада, Гренада моя!». Поэтому он так легко находил общий язык с молодыми бойцами – иракцами, сирийцами, ливанцами, афганцами – что не покрылся старческой перхотью, не заразился благоразумно-осторожным дедовским брюзжанием: в возрасте за полвека он оставался таким же молодым и горячим, как молодой революционер в арафатке на горящей баррикаде. Такие люди не стареют. И не меняются…
Тогда, в 80-х, это были не наводящие ужас на спецслужбы мира зловеще прекрасные генералы, повелители битв – это были совсем молодые и неопытные в делах войны мальчики в красных повязках с пронзительной надписью: «Йа Хусейн!», оторвавшиеся от школьных парт и студенческих скамей, чтобы отправиться на фронт.
Есть мерзкая книжонка одной из иранских феминисток-эмигранток – глумливо-надменный графический роман, по недоразумению почитаемый у вечно ёрничающих либералов за образец свободомыслия и остроумия в условиях «мракобесной клерикальной тирании». Самое гнусное, что есть в этом романе – это жалко-беспомощное хихиканье над мучениками Священной Обороны, над ее героикой, над ее эстетикой, больше напоминающее копошение трясущего лапками таракана, запутавшегося в страницах великой книги. Похоже, что авторка даже не осознавала ничтожности своих попыток поглумиться над теми людьми, которые кровью и голыми руками делали Историю…
И есть книга Ахмада Дехкана «Путешествие на высоту 270», правдивая и трагическая – о том, как молодой мальчик, еще школьник, разом, за одно сражение, похоронил всех своих товарищей, и о том, что все эти юные мученики шли на войну совершенно добровольно и сознательно. Это же описано и в мемуарах Бехназ Зарабизаде «Жена героя», и в романе Хабиба Ахмад-заде «Шахматы с Машиной страшного суда», и во многих других книгах про Священную Оборону, выпущенных на русском Фондом исследований исламской культуры и издательством «Садра»: это было героическое и пассионарное, рано повзрослевшее и идейное поколение людей, для которых мученическая смерть была честью.
Вражеская пропаганда вещает, что «изверги-муллы» чуть ли не силой гнали «несчастных детей» в окопы, но достаточно пообщаться с живыми представителями того поколения, чтобы убедиться: воспитанные в школе Имама Хусейна (мир ему), они рвались на войну сами вопреки протестам родных и учителей, потому что горели революцией, открывающей для них простор возможностей, горели идеей, способной трансформировать регион и весь мир, придав смысл самому их существованию через религиозно-политическое служение Богу и Его проекту. Враги пытаются выставить Исламскую Революцию как акт насилия дряхлых и отсталых стариков над «несчастной молодежью», но на деле эта молодежь также была исламизирована, и она придала исламской революционности такой мощный вектор, драйв и запал, что выстрел прогремел на весь мир, заставив древний геополитический порядок зашататься и рухнуть: заполыхали американские базы, затрясся Тель-Авив, пепел посыпался на головы бессмысленных арабских бюрократов и позолоченных монархов из стран Залива. И для думающей молодежи все это куда более захватывающе, чем тупые конвульсии на мигающих подсветкой танцполах или потребление дурманящего пойла.
Этим мальчикам-басиджам на деле пришлось, однако же, не так легко, как это представлялось в свойственных юности романтических мечтах о войне, подвигах и «погоне в горячей крови».
Вот как об этом вспоминает ветеран Священной Обороны, автор романа «Шахматы с машиной Страшного суда», иранский военный прозаик Хабиб Ахмад-заде: «В первые дни войны мы, молодые добровольцы, представляли ее, как эффектную картинку из фильмов: что-то взрывается, кто-то стреляет, все бегут…Уже через неделю мы поняли, что оборона страны – это серьезное и тяжелое предприятие. Но мы были молодые и все схватывали на лету. Со временем мы хорошо обучились военному делу. Все еще зависит от того, ради чего человек участвует в боевых действиях. За те восемь лет, в течение которых я оборонял Родину, я ни разу не пожалел, что пошел на фронт. Но если бы меня отправили на какую-то другую войну – неправедную, захватническую – я бы не смог там выдержать и пары минут».
Именно поэтому у ветеранов Священной Обороны нет никакой «психотравмы», нет никакого аналога «вьетнамского синдрома» – напротив, они на редкость здоровы душевно, психически устойчивы, целеустремленны, оптимистичны и терпеливы. Не случайно из этого поколения воевавших получились самые умные и эффективные руководители, чьи сформированные войной качества – сообразительность, изобретательность, находчивость – как нельзя помогают Ирану в условиях санкций.
Вышедшие из окопов, похоронившие молодых товарищей, вернувшиеся на дымящиеся руины, они принялись жадно учиться, оканчивая университет за университетом, набираясь знаний до седин. Именно они подняли страну из нищеты. Именно они запустили развитие наук и технологии. Именно в их среде нормально в 40 лет получить очередную профессию, одновременно работать, учиться в двух вузах и кормить семью. В них столько энергии, столько горения, столько жажды жизни и интереса к миру, что, кажется, их запала хватило бы на 200-300 лет. На их фоне стыдно за нынешнюю сетевую молодежь, которой уже к 30 годам все скучно и все лень, и лишь кривляния в Тик-токе способны ненадолго пробудить у них хоть какие-то живые эмоции.
Им присуща острая, живая жажда знаний. Отвоевав на фронтах Священной Обороны, похоронив юных товарищей, они вернулись за парты – и принялись жадно учиться: сначала один университет, потом другой, потом третий, затем докторантура…Физика, информационные технологии, медицина, биология, психология, культура, исламские религиозные науки – у них широкая сфера интересов. Пропаганда представляет их как узколобых религиозных фанатиков, но на самом деле они интеллектуалы высокого уровня – не комнатные щуплые умники, не державшие ничего тяжелее мышки от компьютера и надышавшиеся пылью из увесистых трудов про сражения, а реальные участники этих сражений – деятельные, практичные, бесстрашные, рисковые, отличные психологи, прекрасно соображающие, как перевести умопостроения в практическую плоскость.
Не окончившие тогда не то, что военных университетов, а школу, они быстро учились на поле боя, схватывая все налету, ибо ценой нерадивости была жизнь: замешкаешься – получишь пулю в лоб. Да, участь шахида считалась у юных басиджей высшей, вожделенной и самой почетной – но ведь в целом же целью войны была победа, а не всеобщий триумфальный шахадат. Поэтому их мозг привычно работает, как компьютер – и мгновенно выдает умные, грамотные и смелые решения.
Кстати, вот прекрасное подтверждение тому, почему завышение возраста детства – практика деструктивная: вылетев во взрослую жизнь в 14-15-летнем возрасте, словно пули из «Калашникова», эти юноши выросли в ответственных, волевых, решительных мужчин. Их поколение лишено инфантилизма и изнеженности современных великовозрастных «подростков», которых опекают и кормят с ложечки буквально до 40 лет. Псевдоспециалисты по душевному здоровью говорят о «психотравме», которую наносит столь раннее взросление – но ни один из ветеранов Священной Обороны, знать которых мне выпала честь, не произвел на меня впечатление неуравновешенных людей с изувеченной психикой.
Что еще бросается в глаза в их случае – так это человечность в отношении других людей. Она не наигранная, она – не дань вежливости, она искренняя, глубинная, и корень все тот же: они видели смерть, на их глазах их братьев и товарищей разрывало пулями и бомбами – час назад это был живой человек, который смеялся, читал намаз, ел, а теперь он уже стал шахидом, и его бездыханное израненное тело предают сухой южной земле. Поэтому у них на подкорке записано: каждый человек ценен, каждый человек – личность, каждого, кто рядом, нужно беречь, опекать, понимать, прощать. Эти люди в состоянии не раздумывая броситься на помощь совершенно незнакомому человеку, будь то финансовая поддержка, юридическая консультация, помощь с поиском работы. Они честны, надежны и порядочны. Они дают людям и второй, и третий, и десятый шанс. Они не размениваются на мелкие обиды и пустую мстительность. Вместе с тем, они прозорливы. Они умеют «читать» людей, делать выводы, кто из них чего стоит – но со всеми общаются с неизменной вежливостью, и это продиктовано как иранским национальным, так и исламским этикетом.
Здесь стоило бы обратить внимание на их религиозность, которая усиливает такие качества, как искренность, вежливость, готовность помогать людям и входить в их положение. В принципе религиозность стоило бы упомянуть первой, поскольку это база, основа их личности, и все уже сказанное о них так или иначе инспирировано этой религиозностью, этой глубокой и искренней вовлеченностью в Ислам. Однако у живых, конкретных людей религиозность принимает разные формы, наслаиваясь на экзистенциальную структуру личности, генетику и культурные особенности, и можно сказать, что в случае с ветеранами Священной Обороны эта исламская религиозность также имеет яркие специфичные черты. К примеру, серьезное отношение к соблюдение шариатских предписаний у них помножено на отсутствие формализма и начетничества, стремление очистить религию от глупых и помпезных традиций, простоту и ироничное отношение к не связанным с Исламом наслоениями.
Это крайне важно, поскольку в сознании огромного количества мусульман по всему миру национальные традиции настолько ассоциируются с исламскими нормами, что они даже не понимают разницу и искренне считают, что все нюансы их традиционного жизненного уклада, во многих аспектах напрямую противоречащие Шариату и фетвам исламских ученых – это и есть настоящий Ислам, который они восприняли от отцов, дедов и прадедов. Кто спрашивает у сына или дочери, хотят ли они брака с конкретным человеком? Родители решают, и точка! Как не спустить весь бюджет семьи на помолвку, свадьбу и прочие громоздкие брачные церемонии? А как не поразить пятьсот гостей помпезной люстрой? А какой стол без обилия бесконечной еды? А как не внять просьбам жен, сестер, дочерей и не обвешать их золотом с ног до головы? А перед тиранами нужно сидеть тихо и помалкивать, услужливо кланяясь «большим людям» из власти – не так ли?
Сам стиль жизни этого религиозного поколения, вышедшего из окопов Священной Обороны, является контрапунктом ко всей этой стандартно ассоциируемой с Востоком мещанской пошлости. Во главе угла для них стоит Ислам и Шариат, и все у них продиктовано исламской этикой, эстетикой, философией, политикой. У них дома нет хором и «версалей» с вензелями и хрусталем – они довольствуются стильным минимализмом. Речь их – лаконичная и четкая, без изощренных красивостей и «восточных» цветистостей. Вместе с тем, они красноречивы, у них не «каша в голове», растекающаяся по древу сладким елеем, а структурированные мысли, которые они излагают без малейших затруднений, увлекая за собой слушателей.
Они просты и демократичны в общении, в обустройстве быта, в семейных отношениях, которые они строят чисто по Исламу. Они подчеркнуто уважительно относятся к женщинам, с радостью воспринимая роль их покровителей и защитников. Важная черта: они справедливы с людьми, ведь справедливость – краеугольный камень всего Ислама, это один из атрибутов (сифатов) Всевышнего Аллаха и одна из основ веры (усуль ад-дин и усуль аль-мазхаб). Справедливость не означает плаксивой сахарозности и мягкотелости. Быть справедливым – значит быть жестким и милосердным одновременно, уметь мягко наставить человека и направить его в органично причитающуюся ему нишу, уметь рассудить людей, уметь найти к каждому честный подход, подобрав нужные слова.
Умные от природы, они четко понимают разницу между Исламом и традиционщиной. Парадокс: кровь от крови и плоть от плоти народа, они изжили в себе те глупые традиции, которые, увы, по-прежнему востребованы у значительной части этого народа, и которые лишь являются источником головной боли и проблем для самих же людей, с бараньим упорством держащихся за эти мучающие их нелепые установки. По очищенному от этих блескучих страз и блесток Шариату жить просто и приятно, а потому от повзрослевших басиджей исходит энергия легкости, ясности мышления, светлого деятельного начала. Ассоциация: благообразный, мужественный человек с бородой стоит с книгой у окна, просторную комнату с голыми белыми стенами заливает солнце, за окном колышутся ветви одетых зеленью деревьев, рядом с окном – массивный шкаф с книгами, и полка, на которой – томик Корана и портрет имама Хомейни в скромной рамке, а стену украшает аскетичная каллиграфическая композиция с четкой, словно выстрел, надписью на арабском: «Аллах».
Сказать, что это лучшие люди Ирана – мало. Скорее, это лучшие люди из тех, кого я вообще встречала в этой жизни…
Анастасия (Фатима) Ежова