Неуловимый Имад Мугния (из романа Анастасии-Фатимы Ежовой)

Родина…На смену «лихим 90-м», похабным и латексным, пришли «святые нулевые», богемные и неформальные. Партия, акции, мед, анатомичка, больницы, операционные, морги, книжный магазин «Фавела», кружащая голову свобода мышления. Только тогда могло существовать такое издательство – «Радикальная культура», только тогда могла выпускаться такая серия – «Жизнь запрещенных людей».

Легенды национально-освободительных движений, за которыми охотилось ЦРУ, палестинские коммандос, угонявшие самолеты и пополнявшие топы «списков террористов» в «цивилизованных странах», звезды герильи и партизанской войны, Че Гевара и Фидель, Карлос Шакал и Малколм Икс – все это издавалось без всякой цензуры, без боязливой оглядки, без «новой этики», без страха быть «закэнселенным». Напротив, чем радикальнее были идеи, которые высказывал какой-то писатель, журналист или философ, чем более острыми и спорными они были, тем больше этого человека привечали в интеллектуальных кругах, тем больше приглашали на выставки, вечера и презентации.

Среди них был исламский мыслитель Гейдар Джемаль, он однажды выступал перед членами их партии и произвел неизгладимое впечатление на всех – он говорил о Единобожии как об абсолютной свободе, об ожидании Сокрытого Имама как о томлении по вселенской радикальной революции, об извечном конфликте Откровения и ветхой, исполненной гнета реальности, об историческом противостоянии брахманов-жрецов и кшатриев-воинов – и Дамиру это оказалось близко: воины-революционеры против обывателей и несправедливых властей. Несмотря на обилие непонятных исламских терминов, мысль Джемаля была так свежа, так авангардна, так отточенно-стильна, что Дамир впервые призадумался об этих вещах – исламский дискурс, исламский мир, с которым он не контактировал со времен побывок у татарского дедушки в деревне с ее уютной деревянной мечетью. Но тот ислам был тихий, умиротворенный, убаюкивающий, а ислам Джемаля был дерзкий, неудобный, ослепительно острый, как наточенный клинок.

Но это быстро отошло на второй план. Второй раз Дамира передернуло, когда году в 2009 на развалинах в «Фавеле» (а он любил «зависать» там часами) он наткнулся на книгу «Неуловимый Имад Мугния» – все из той же серии «Жизнь запрещенных людей». Он принялся листать ее, благо привык потреблять часть книг прямо в «Фавеле», чему владельцы магазина не препятствовали: они понимали, что на их кассе можно легко оставить почти всю зарплату.

Книга захватила Дамира: командир военного крыла ливанского национально-освободительного движения Хизбалла в годы гражданской войны и оккупации подорвал американские казармы (!), похитил шефа ЦРУ и запытал его до смерти – и американцы убрались из Ливана, ликвидировав свои базы, а этот командир 25 лет бегал от американской и израильской разведок, меняя лица, страны и паспорта, и они не могли поймать его, пока (похоже, не без помощи предателей!) они не подкараулили его во время приема в иранском посольстве в Дамаске, взорвав его джип. А до этого, прочитал Дамир, Мугния успел создать собственные спецслужбы Хизбаллы, такие же профессиональные, как лучшие разведки мира. Он словно проходил сквозь стены, ускользая от врагов.

Когда Дамир листал эту книгу, он испытал интеллектуальный экстаз, проникнувшись острым уважением и жгучей белой завистью к этому человеку. «Вот это жизнь!» – с восхищением подумал он и отнес книгу на кассу.

Это, плюсуя книги про светского Арафата и левый НФОП, было для него любимо и знакомо. И теперь – Иран…Но это было уже совсем диковинно и неизведанно.

Из романа Анастасии (Фатимы) Ежовой