Понимать и чувствовать Ашуру: красный шиизм против черного

Месяц Мухаррам…Черные одежды и траурные процессии, желтые, красные и зеленые флаги, пронзительно трагическая боевая музыка, воспевающая красоту подвига и героической смерти. Особая школа, особая многовековая эстетика, породившая культуру Революции и Сопротивления в том виде, в каком виде ее знает современный исламский и шиитский мир.

Из этих церемоний выросла Исламская революция. Она поднялась на этой волне, и, вдохновляясь путем Имама Хусейна (мир ему) люди шли к своей цели – исламскому правлению – не боясь ни пуль, ни охранки, ни танков. Проклятия Язиду плавно переросли в проклятия шаху.

Однако, когда я смотрю на облаченных в черное шиитов, которые рыдают под песнопения маддахов, потом весело болтают за чаем и пловом, а потом разбредаются по своим повседневным делам, в моей голове неизбежно всплывает целый ворох вопросов.

Если бы у них умер близкий человек, смогли бы они ходить по ресторанам и магазинам, салонам и гостям, шутить, собираться с друзьями, предаваться дозволенным удовольствиям, ограничившись дежурными вечерними причитаниями длительностью в полчаса?

Люди, пережившие острую фазу горя, рассказывают, что в тот момент словно умерли для этой жизни, странным образом оставаясь в своем теле, и все вокруг – веранды кафе, витрины бутиков, вывески, смеющиеся нарядные люди, рекламные вывески, афиши театров – будто бы оказалось за мутным стеклом, в причудливом Зазеркалье, не способном вызвать ни малейший интерес или радость.

Таким в идеале должен быть экзистенциал траура по Имаму Хусейну (мир ему) – всего 10 дней в году.

Страдания Рубаб и сейиды Зейнаб, душевные и физические муки Абу-ль-Фадля и Имама Хусейна (мир им) должны проживаться как свои собственные.

Но это лишь частный срез. А есть еще и срез общественно-политический.

Есть ли смысл в стенаниях по Имаму Хусейну (а), если проливающие по нему слезы не живут по тому Шариату, за который он принял героическую смерть? Если они посвящают жизнь склокам и сплетням, поклепам и бесконечному смакованию чужой частной жизни, тратят бешеные деньги на показушные пиршества и свадьбы, еще и не всегда халяльные, насильно женят своих детей, разлучая их с любимыми, по-скотски ведут себя с женами и детьми, нарушая их шариатские права и не уважая их личность и достоинство? Если они чураются политики или выслуживаются перед любыми властями, любым начальством, любыми «большими людьми», а потом приходят на маджлис в черных одеждах и демонстративно восклицают: «Йа Хусейн!», расцарапывая себе щеки для пущей экспрессии и красивой картинки? Если они называют себя последователями Имама Хусейна (мир ему), а сами погрязли в мерзости архаично-адатного мещанского болота, где дикие ретроградные (ханжеские и совершенно антишариатские!) представления о жизни переплетаются с глупым вещизмом и раболепием перед теми, кто богаче и сильнее, и садистским удовольствием от хозяйского унижения более бедных и слабых?

Имам Хомейни открыто выступил против такого «шиизма», и вся культура Сопротивления, напитанная кровью героев Ашуры, зиждется на неприятии этого псевдошиизма, который Имам назвал «американской версией Ислама», а иранский мыслитель Али Шариати «черным шиизмом» (в противовес «красному», революционному). Культура Сопротивления основывается на отрицании этого псевдошиизма – жлобского и трусливого, конформистского и аполитичного, помпезного и мракобесного – и на иной эстетике, иной стилистике, ином образе и понимании жизни. Они являются контрапунктом друг к другу по всем параметрам: там хоромы с вензелями и люстрами – здесь лаконичный минимализм, там брачные церемонии с тортами до потолка, на которые спускаются годовые бюджеты – здесь скромные никяхи длиной в 5 минут, там осмотрительное обывательское накопительство, обрастание добром и имуществом – здесь Касем Сулеймани в арафатке, колесящий по боевым точкам с автоматом и маленьким Кораном, там пошлый жизнизм – здесь «да», радостно сказанное смерти.

И эта школа Сопротивления – истинная школа Имама Хусейна (мир ему) – прирастает сторонниками, прирастает молодежью с горящими глазами, уставшей от этой бессмысленности и тяжеловесности, дремучести и дурновкусия адатного шиизма, ведь адат всегда трескуче стар, как паркет в старинном особняке – а Шариат вечно молод, как горячая кровь революционеров на антишахских баррикадах. И чем больше этой школе противодействуют – тем больше молодежь к ней тянется. И толпы иранских добровольцев, потянувшихся в Сирию и Ирак воевать с такфиристами, стали тому доказательством, фрустрировав пропагандистов, которые годами доказывали, что иранской молодежи интересны только вечеринки с алкоголем и западная попса.

Посещение траурных мероприятий и плач по героям Кербелы имеет огромную награду и ценность. Де-факто это акция, которую члены партии Имама Хусейна (мир ему) не вправе игнорировать без веской причины.

Но если человек не впитал в себя аутентичные шариатские установки школы Сопротивления Имама (мир ему), если он продолжает вариться в адатно-обывательском конформистском котле, вряд ли для него есть смысл тратить на эти мероприятия силы и время.

Анастасия (Фатима) Ежова