Касем Сулеймани на Khamenei.Ir о неизвестных страницах Июльской войны. Часть 3

Часть 1 и Часть 2

— Во имя Аллаха, Милостивого, милосердного. Итак, как вы сказали, вы вернулись в Тегеран, и в ту же ночь – в Ливан.

Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного. Да после этого я немедленно вернулся в Сирию. Но вернулся я с очень хорошим чувством, неся, вероятно, самую ценную весть для Сейида. Имад снова забрал меня, и мы отправились в Ливан той же дорогой. Я нанес визит к Сейиду и передал ему слова Рахбара. Ничто так не могло поднять моральный дух Сейида так, как эти слова.

Во-первых, у Сейида есть одно важное качество – никто из нас до сих пор не достиг этого уровня. Я думаю, что мы должны принять на вооружение его модель понимания вилаята. Он твердо верит в распоряжения Верховного Лидера, считая их провидческими. Поэтому он уделяет им самое пристальное внимание и следует каждому постановлению, которое Верховный Лидер издает.

Я передал эти его слова Сейиду, и он очень обрадовался. В конце концов, первый пункт, озвученный Лидер, был таков: «Исход этой войны будет подобна победе в Битва у рва, и даже несмотря на все суровые трудности, будет достигнута большая победа». Эти слова были распространены среди всех сражающихся воинов – от тех, кто находился на передовой, до тех, кто [в тылу] выполнял задачи разного уровня.

Во-вторых, аналитическая ремарка, согласно которой «у врага уже был готовый план вторжения», была взята Сейидом за основу в работе с общественным мнением, породив в среде людей осведомленность относительно намерений врагов.

В-третьих, дуа Джаушан Сагир приобрело большую популярность в силу тех глубоких духовных и мистических смыслов, которые заложены в этой молитве. Даже можно сказать, что это одно из лучших дуа, содержащихся в сборнике «Мафатих». Это дуа получило широкое распространение; его часто транслируют на телеканале «Аль-Манар», где его читают очень красивым и меланхоличным голосом. Оно стало настолько популярным, что даже христиане начали читать его, считая его Божественным и мистическим. Тем самым, оно вышло за пределы узкого сообщества. Оно стало очень мощным посланием, ознаменовав собой приток свежей пульсирующей крови в вены Хизбаллы, придавшей ей силы, надежду и уверенность для сражения с врагом на поле боя. А теперь я готов выслушать ваш новый вопрос.

— Мы уже записали интервью с Сейидом [Хасаном Наср-Аллахом], которое длилось около пяти часов. Он делился с нами своими воспоминаниями. Что касается воспоминания, о котором вы сами только что рассказали, он тоже упоминал об этом эпизоде: «Хадж Касем приехал и передал нам слова Рахбара: “Вы не только одержите победу, но и станете влиятельной в регионе силой”». И Сейид продолжил: «Я посмотрел на Хадж Касема и сказал ему: “Мы не мечтаем стать какой-то силой, нам бы выжить”». А теперь мой вопрос: было ли еще какое-то послание, которое вы привезли от имама Хаменеи сейиду Хасану Наср-Аллаху и другим командирам Хизбаллы?

— Я не возвращался [в Иран] вплоть до окончания войны, длившейся 33 дня. Когда война завершилась, я отправился в Иран, где у нас была встреча в Тегеране, а затем еще одна – в Мешхеде. Во встрече принял участие Верховный Лидер, главы трех ветвей власти и крупные руководители государства. Я представил их вниманию отчет о тех событиях, части которого уже отправлял им ранее, каждый день отправляя сообщения из Ливана в Тегеран по нашему секретному каналу – а потому у них в целом уже была информация о ходе той войны.

— Мы пропустили важный вопрос: какие мнения бытовали внутри Ирана относительно реакции Исламской Республики на те события? Были ли разногласия между ее руководителями, или же среди них царило единодушие по этому вопросу?

В тот период между нами не было разногласий по данной теме. Это значит, что у всех руководителей государства был единый взгляд на эти события: они были единодушны в том, что Иран должен оказать Хизбалле всестороннюю помощь, включая духовную и материальную поддержку (то есть поставив ей вооружения, обмундирование, технику), информационную поддержку в медиа. Все это было Исламской Республике по силам; внутри системы ни один человек не испытывал колебаний по этому поводу – по крайней мере, в то время. Даже когда я был в Ливане, я не слышал ни от кого никаких сомнений по этому поводу. В Исламской Республике господствовало полное единство по вопросу о поддержке Хизбаллы и помощи ей в этой войне.

Поскольку главным инспиратором этой поддержки был Верховный Лидер, в Иране никто не испытывал сомнений по этому вопросу – я имею в виду сторонников Исламской Республики, Ислама и исламских ученых. Конечно же, даже сейчас между ними есть, вероятно, разногласия по некоторым вопросам, но в том, что касается Хизбаллы, у нас царит консенсус на всех уровнях.

— Подробности операций, проводившихся в ходе 33-дневной войны, всегда обсуждались в меньшей степени. В основном освещается тема положения сионистского режима в этой войне. Было бы интересно услышать от вас – непосредственного и активного участника той конфронтации – некоторые подробности касательно оборонительной стратегии Хизбаллы и Фронта Сопротивления во время 33-дневной войне. Попутно расскажите нам, пожалуйста, о том, что вы тогда делали в Ливане.

— Ну, до сих пор есть темы, связанные с 33-дневной войной, которые не подлежат огласке. Хотя с тех времен миновало 13 лет, должны пройти годы, прежде чем скрытые детали той войны и подробности операций Хизбаллы перестанут быть секретными. Но есть и вещи, о которых можно говорить публично, и в этом есть своя польза. Так, есть несколько важных моментов, о которых я хотел бы поговорить сейчас. У Хизбаллы был штаб в сердце Дахии, и окружающие его здания подвергались бомбардировкам и разрушению. Каждую ночь враг ровнял с землей по два или три высоких 12- или 13-этажных дома. Штаб же находился вовсе не под землей – это был типовой штаб с присущим ему оборудованием и системами связи. Однажды вечером в этом штабе собралось почти все командование. Около 11 вечера они начали бомбить дома вокруг нас, и я почувствовал, что над Сейидом нависла реальная угроза. Поэтому я решил перевезти Сейида в другое место. Мы с Имадом обсудили этот вопрос. Сейида было не так-то просто уговорить покинуть штаб. Мы не хотели, чтобы он покинул Дахию, но поскольку враг мог догадаться, что мы находимся в этом здании, было бы целесообразно увезти его в другое здание. Израильские дроны постоянно летали над Дахией по три штуки кряду, отслеживая все возможные цели, даже если это был всего лишь мотоцикл. К полуночи на улицах Дахии не осталось ни одного человека, ни единой живой души – в сердце Дахии, служившей центром для деятельности Хизбаллы.

Мы договорились покинуть здания друг за другом и поступили так. Между зданиями было короткое расстояние. Как только мы входили в новое здание, на предыдущее падала бомба, и одновременно бомбили следующее здание. Мы пережидали этот момент в том же здании, потому что у нас там была зона безопасности, и мы не хотели потерять связь. Мы просто не могли позволить себе потерять связь с Сейидом и особенно с Имадом. Был и иной участок, подвергавшийся интенсивной бомбардировке – мост рядом с нашим зданием. Мы втроем остались одни в этом доме: Сейид, Имад и я. Мы решили покинуть этот дом и перебраться в другой. Мы вышли из него и пошли пешком, у нас не было машины. Дахия погрузилась в полную темноту и тишину. Единственным звуком, нарушавшим ее, было жужжание вражеских самолетов, круживших над Дахией. На мне была военная форма. Я снял верх от нее, и под ним была обыкновенная рубашка, но на мне все еще оставались камуфляжные штаны.

Имад сказал Сейиду и мне, чтобы мы ждали его под деревом, укрывавшим нас от взглядов врагов. Хотя на израильских беспилотниках MK UAV есть чувствительные камеры, способные распознавать людей даже ночью, и поэтому от них было невозможно спрятаться. Мы ждали здесь, и я напомнил ему историю Мослема – не ради себя, ради Сейида, бывшего лидером в этой местности.

Имад отправился на поиски машины и быстро вернулся на ней. Вероятно, это заняло у него всего несколько минут. Я очень хотел бы поговорить об Имаде, но я боюсь, что наше интервью прервется так же, как вчера. Ему не было равных, особенно в том, что касалось планирования. Когда мы сели в машину, дрон нацелился именно на нас. Мы знали, что изображение они посылают непосредственно в Тель-Авив, и что они видят его на экране в своем штабе. Потребовалось некоторое время, чтобы запутать врага, перемещаясь из одного бомбоубежища в другое, а из одной машины в другую – подробности мы сейчас опустим. В итоге мы вернулись в штаб в 2 часа ночи. Важный нюанс здесь в том, что обычно во время войны решения нужно принимать очень поспешно. Я понял это за 40 лет работы в военно-разведывательной сфере. На войне требуется изрядная доля спешки, прежде чем возможность будет упущена.

Во время той войны Хизбалла множество раз наносила врагу сюрпризы, приводя его в замешательство за счет какого-нибудь нового типа оружия, неожиданного удара. Они не раскрывали перед врагом все свои карты сразу. Сейид описал эту стратегию так: «Нужно держать врага в темноте и в страхе». Шаг за шагом Сейид одерживал победы. Он так и говорил: следующий шаг – это Хайфа, а потом будет шаг за пределы Хайфы, а потом два шага за пределы Хайфы. И так шаг за шагом они [Сейид и члены Хизбаллы] начинали диктовать врагу правила игры, и на каждом этапе противостояния они демонстрировали врагу новый тип оружия, с помощью которого они жестко били врага в самый его тыл. 

И таким образом тогда, в 2006 году, враг осознал, что у Хизбаллы есть сила и возможности вывести войну в новую фазу, означавший для них «красный уровень» угрозы. Для них не складывалось более опасного положения, чем тогда. Это значит, что Хизбалла была в состоянии перенести боевые действия в Тель-Авив. Это стало для Хизбаллы не только важной военной, но и психологической победой. То есть Хизбалла осуществляла боевые операции и всякий раз наносила удары по врагу на разных географических участках оккупированной Палестины, одновременно причиняя ему сокрушительный психологический ущерб.

Другой нюанс был связан с практическим применением оружия. Враг исходил из того, что за счет своего активного военного продвижения он сильно урезает возможности Хизбаллы, вплоть до полной ее нейтрализации. Но всякий раз, как они объявляли о разгроме Хизбаллы – например, об уничтожении ее ракетного потенциала – на следующий же день Хизбалла запускала еще больше ракет, чем это было вчера. Ракетные обстрелы были непростой миссией в условиях, когда твоя собственная территория подвергалась непрестанным бомбардировкам с воздуха и обстрелам из тяжелой артиллерии. Нужно было зафиксировать установку, навести ракету на цель и выстрелить, а потом перебраться в другое безопасное место, сохранив в целости оператора ракетной установки – и это было очень сложной задачей.

— Сколько времени потребовалось, чтобы развить у себя такие возможности?

— Боевая готовность воинов Хизбаллы и их сообразительность была обусловлена высококлассной и интенсивной подготовкой, которую они прошли с 2000 по 2006 год – она началась ровно после того, как побежденный сионистский режим убрался прочь из Южного Ливана. Эта подготовка и повышение уровня готовности продолжались без перерыва вплоть до 2006 года в соответствии с планом, предварительно выработанным Хизбаллой. Этот план носил название «Сейид аш-Шухада».

Разработчиком этого плана был Имад. Его архитектором также был Имад. Он в деталях проработал план противостояния с врагом.

Третьим важным нюансом была тактика Хизбаллы. В отличие от других войн, в которых есть четка линия фронта, в этой войне ее не было. Напротив, арена боевых действий была везде и повсюду. Каждая конкретная локация – от пересечения фронтов внутри оккупированной Палестины до Ливана вплоть до реки Литани – была линией фронта. Но не в традиционном смысле слова, в как в классической войне, в том смысле, в каком мы использовали это понятие во время вторжения Саддама. Скорее в смысле особой тактики.

Кто-то может подумать, что тактика Хизбаллы заключается в создание протяженного минного поля – широкого поля, начиненного умными бомбами, где не было бы ни одного пустого или безопасного участка.

Поэтому, если вы понаблюдаете за передвижениями врага, вы можете заметить, что враг оказался не способен пробраться через деревни, даже через приграничные. Они не смогли войти в них.

Они также оказались не способны войти в города. По ходу событий они решили пройти сквозь долины Вади аль-Хаджар и продвинуться вперед в сторону Литани. Но де-факто это стало поворотной точкой в войне, после которой начался разгром врага.

Было в этой 33-дневной войне одно важное событие – это был нанесенный Хизбаллой удар, оказавший столь же удивительный эффект, как и удар, который Повелитель верующих [Имам Али ибн Аби Талиб, мир ему] нанес во время битвы Хандак, выбив из сражения Амра ибн Абд аль-Вада. Об этом событии Пророк (с) сказал: «Удар, нанесенный Повелителем верующих, равноценен молитвам всех джиннов и людей». Почему? Потому что это спасло Ислам.

Хизбалла разрабатывала план каждого сражения так, что порой это оборачивалось ударом по всему государственному образованию, созданному сионистским режимом. Одним из примеров стал удар по военно-морским силам этого режима. Вы знаете, что есть трасса, ведущая к Южному Ливану. Эта дорога тянется вдоль побережья Средиземного моря сквозь Сайду и Тир, и, следуя по ней, можно было в итоге доехать до линии фронта на Юге.

Во время войн фрегаты сионистского режима постоянно перекрывали эту дорогу, обстреливая ее со стороны моря из артиллерии. В ходе той войны они делали то же самое на протяжении первой недели. Но враг и представить себе не мог, что Хизбалла преподнесет ему сюрприз, обстреляв их [корабли] ракетами класса «земля-море». Эти ракеты были впервые испытаны именно в тот день. До этого все эти ракеты были засекречены, и их испытания не проводились.

Ракеты были выпущены из скрытого места. Это была трудная операция. Ракеты нужно было вывезти из секретного убежища на транспортном средстве в открытую местность, пока три или четыре израильских фрегата патрулировали ее. Это планировалось сделать во время выступления Сейида. Поскольку ходили слухи, что сейид Хасан ранен, и это обеспокоило ливанскую общественность, Сейид договорился с Имадом, что он произнесет речь. Итак, Сейид должен был выступать.

На протяжении той недели враг выигрывал – меж тем, как мы не достигли никаких существенных успехов, кроме ответного ракетного обстрела. Ракеты были доставлены в нужное место и были готовы к запуску несколько раз, но всякий раз с этим возникали технические проблемы. Сейид хотел, чтобы его речь стала сюрпризом, и чтобы она совпала с этой операцией, которая тоже должна была стать сюрпризом. Он начал выступать. Планировалось, что это выступление будет записано и будет транслироваться позже. Точно так же, как вы сейчас записываете все, что я говорю в этой комнате, а потом отредактируете, согласуете со мной, и я вырежу какие-то его части.

Предполагалось, что Сейид будет произносить свою речь в комнате, а мы будем сидеть в соседней комнате вместе с Имадом и еще одним братом. Битва разразилась. Когда Сейид хотел уже сказать свои финальные слова: «Ассаламу алейкум ва рахматуЛлах», ракета поразила цель. Сверхзвуковая ракета сразу же попала в корабль. И когда он завершал свое выступление, будто какое-то озарение посетило его, словно он увидел эту сцену, и он вдруг сказал: «Вы можете видеть, как прямо сейчас на ваших глазах полыхает объятый пламенем израильский фрегат».

Эти слова Сейид произнес ровно в тот момент, когда ракета поразила цель. За этим стоит своя философия, которую общественность в целом может не принимать, однако то, что по воле Бога эта фраза совпала по времени со сражением, наводит на определенные мысли. Хотя все эти корабли оснащены электронной системой реагирования и могут отводить от себя устремляющиеся к ним ракеты, ракета угодила прямо в цель, и корабль развалился пополам.

Это ознаменовало собой нейтрализацию ВМС сионистского режима; больше они в сражениях не участвовали вплоть до окончания войны. Одна-единственная ракета устранила из нее все военно-морские силы сионистского режима. Это, конечно, заслуживает особого анализа и пространной дискуссии. И одна из тем этой дискуссии – возможности сионистского режима. То есть надо понять, что режим, чьи ВМС выходят из войны из-за одной-единственной ракеты, невзирая на общее количество имеющихся фрегатов, может в следующий раз пасть от всего лишь двух или трех ракет. Тогда дальность составила 100 км. Но в следующий раз может быть задействована и ракета дальностью в 300 км!

Так или иначе, произошедшее чудо обернулось большой победой. Люди, которых насильно заставили покинуть свои дома, которые подвергались интенсивным бомбардировок, не скрывали радости, восклицая: «Аллаху Акбар!». Была и еще одна операция Хизбаллы, также ставшая сюрпризом и изменившая уравнение в этой войне. Сионистский режим оказался не способен ответить на это [уничтожение корабля], пока он продвигался к Аль-Хияму и реке Литани. А вот там его ждало новое поражение. 27-й и 28-й день были трудными днями. Имад и я непосредственно участвовали в этих событиях. Сейид находился в другом месте. Мы должны были проходить через определенные процедуры, чтобы встречаться с Сейидом. Мы встречались с Сейидом по вечерам, и Имад отчитывался о ходе сражений.

Он также получал от Сейида инструкции. С 20-го по 28-й день войны для нас настали очень трудные времена. Ощущалась всепоглощающая тягость. Возможно, это были самые тяжелые дни из всех этих 33-х дней, и некоторые их подробности сейчас не могут быть преданы огласке. И тут как-то раз Имад позволил себе очень важную импровизацию, оказавшуюся эффективной. Если бы я хотел измерить степень ее эффективности, я бы сопоставил ее с посланием и обещанием Рахбара касательно победы в этой войне. Это было так важно: это было особым воззванием ко всем воинам, сражавшимся против врага, по которым велся интенсивный огонь, и самому сейиду Хасану. Это было удивительное послание. День, когда его зачитали, Имад, сам бывший его автором, рыдал в голос. Я не видел ни одного человека, кто бы слушал это письмо и не плакал бы. Еще более важным стал ответ Сейида на это послание.

Возможно, если мы захотим провести аналогию, это воззвание было подобно поэмам, которые зачитывали сподвижники Имама Хусейна (мир ему) в Кербеле, желая защитить его от врага. Что касается ответа Сейида, восславившего в нем своих воинов, то он был подобен обращению Имама Хусейна (мир ему) во славу своих сподвижников в канун Ашуры. Эти два текста – письмо сражающихся воинов Сейиду и ответ Сейида на это письмо – оба оказали огромное воздействие и были Божественно инспирированы. Сам по себе факт написания послания воинами, находящимися на полях сражений, и ответа Сейида произвели огромный эффект и послужили источником недюжинной энергии. Начиная с 28-го дня, война обрела иной ход. Я должен напомнить каждому, кто слушает нас сейчас, об одном факте: тогда [в ходе той войны] разворачивалось множество сцен, подобных сценам сражений во время нашей Священной Обороны в Иране. Я всегда говорил, что одна из причин нашей правоты в той войне была духовность наших воинов, ощущавшими себя странниками на пути к Богу, прозревшими от слепоты и несущими послание из трансцендентного.

Однажды мы находились в Шаламче – возможно, это было за год или полгода до старта операции «Кербела-5» – где мы готовились к операции. Конечно же, наша разведка предварительно определило зону проведения операции и обосновалась там, чтобы скрыть нас от взглядов врагов. Перед нами простиралось водное пространство. В тот день двое наших бойцов – Хосейн Садеки и Акбар Мусаепур – отправились собирать разведданные, но не вернулись. У одного из наших братьев была мистическая связь с Богом. Он был юным студентом, но он был очень расположен к мистическим аспектам религии. Вероятно, мало было таких людей, кто был бы настолько погружен в практический ирфан (познание Бога). Он достиг такого состояния, к которому многие гуру ирфана приходят лишь спустя 70 или 80 лет. Он вышел со мной на связь и попросил о встрече. В то время мы использовали рации Racal, и я был в Ахвазе, когда он связался со мной. Я отправился на встречу с ним. Он сказал мне, что Акбар Мусаепур и Садеки не вернулись, но вернулся он. Я очень расстроился. Я сказал ему, что мы еще толком не успели начать разговор, что враг захватил в плен наших людей и раскрыл всю нашу операцию. Я разговаривал с ним весьма агрессивно. Я остался там на день и вернулся на следующий день, поскольку мы были активны на нескольких фронтах. Он вновь вышел на контакт несколькими днями позже и снова попросил о встрече. И я опять отправился на эту встречу. И он – а его звали Хосейн – сообщил мне, что Акбар Мусаепур вернется завтра. Я сказал ему: «Хосейн, ты вообще о чем?». Он улыбнулся и ответил, что Хосейн, сын Голам Хосейна, говорит мне это. Его отца звали Голам Хосейн, он был уважаемым учителем. Его мама также была учительницей. Он был потомком 12 учителей. Он сам, еще даже не двадцатилетний, также был учителем. Когда люди говорили об ага Хусейне, они имели в виду его. В любом случае, я спросил его, что он имеет в виду. Он пояснил, что Акбар Мусаепур вернется завтра, а затем вернется и Садеки.

Я спросил его, откуда это было ему известно. Он сказал: «Просто оставайтесь здесь». Я остался. У нас был военный бинокль – мы называли его кроличьим – который располагался в своего рода крепости из мешков с песком. Было около часа дня, когда братья из разведки, смотревшие в бинокль, заметили, как что-то движется в воде. Я бросился смотреть в бинокль сам. По воде плыло тело. Братья выловили его. Это был Акбар, Акбар Мусаепур.

На следующий день вернулся Хосейн Садеки. Удивительно, что водой, несмотря на бурное течение, его прибило ровно к тому месту, из которого он уходил в разведку. Оба они погибли в воде, и вода принесла их тела туда же, откуда они отправлялись. Это было так удивительно. Я спросил Хосейна: «Хосейн! Как ты об этом узнал?». Он пояснил: «Прошлой ночью я видел сон, в котором я увидел Акбара Мусаепура, сообщившего мне, что их не взяли в плен – их убили. Он сказал, что вернется завтра ровно в это время, а Садеки вернется днем позже». А затем он сказал мне кое-что важное. Он задал мне вопрос: «Как вы узнали, что Акбар Мусаепур может поговорить со мной? Потому что у него было два ключевых преимущества. Во-первых, он был женат. Во-вторых, он всегда совершал [дополнительный желательный] ночной намаз – даже находясь в воде. Именно эти добродетели позволили ему прийти ко мне в моем сне».

Впоследствии Хосейн сам принял героическую мученическую смерть в бою. Я хочу подчеркнуть, что в те трудные дни один из братьев из Хизбаллы, который был очень щепетилен в вопросах религиозной практике, выполнял определенные функции на Юге. Однажды он рассказал мне, что видел сон, хотя не спал – этот сон был скорее похож на видение: «Я увидел женщину в сопровождении еще одной или двух других женщин. Я почувствовал, что это Фатима Захра, мир ей. Я пошел к ней навстречу и упал ей в ноги, жалуясь ей на то бедственное положение, в котором мы оказались. Женщина сказала мне, что все было хорошо. Я возразил, что нет. В моем сне я хотел прильнуть к ее ногам, чтобы получить от нее поддержку. Когда я проявил настойчивость, она заверила меня, что все закончится благополучно. Она вынула из-под своей чадры платок и сказала, что проблеме конец».

После этого ракета поразила израильский вертолет, и [бойцы Хизбаллы] стали обстреливать танки. Это стало началом конца [сионистского] режима. Именно тогда сложилось новое уравнение, и впервые в этой войне были использованы ракеты «Корнет», а танки «Абрамс» – то есть, простите, «Меркава» – впервые угодили под наши обстрелы. За один день мы уничтожили семь танков.

— Как завершилась эта война?

В то время господин Хамад аль-Халифа, нынешний премьер-министр Катара, был министром иностранных дел Катара. Находясь в ООН, он выступал в качестве посредника, поскольку он не прекращал ездить в Ливан. Впоследствии он рассказал: «В те дни американцы не позволяли ввести режим прекращения огня. Я был огорчен и отправился домой, чтобы отдохнуть. И вдруг посол Израиля в ООН помчался за мной. Он был в большом ажиотаже, весь запыхавшийся. Я спросил, что происходит. Он сказал, что мы должны срочно поехать в ООН. Когда мы прибыли туда, я увидел, как мимо проходил нервный и злой Джон Болтон. Они оба сказали, что нужно срочно прекращать войну. Я спросил: “Почему?”. Они ответили, что, если не положить ей конец, израильская армия будет разгромлена».

Соответственно, им пришлось забыть обо всех своих условиях и принять условия Хизбаллы, лишь бы добиться прекращения огня – и это стало большой победой Хизбаллой. Фактически это была не просто победа – это был поворотный пункт, после которого исчез страх перед израильскими агрессиями против Ливана, и это положение сохранилось и на сегодня. Хизбалла не просто заставила Израиль остерегаться нападать на Ливан – после этого сионистский режим уже не решался ни на какую иную агрессию. Я могу подтвердить, что после 33-дневной войны сионистский режим постепенно перешел от стратегии Бен-Гуриона, заключавшейся в нанесении превентивных агрессивных ударов к чисто оборонительной стратегии.

Вы видели, что произошло несколько недель назад, когда Хизбалла пригрозила Израилю военным ответом в отместку за убийство двух своих бойцов, Израиль отвел свои силы на 3-5 км от границы – так, что репортер канала «Аль-Маядин» смог пройти через границу и сообщить, что он ведет репортаж с территории оккупированной Палестины, радостно читая салават. И это – результ